– Конечно, сеньор алькальд, у нас есть деньги и мы честно расплатимся за медикаменты и продукты, ну и за жильё, если ваши добрые граждане решатся приютить нас на пару ночей.
– Вienvenido. Пошьёл будьить народ (muchachos) и девчьатос.
– Я. Я. Народ к разврату готов. Гут. Компренде. Эль пуэбло унидо хамас сэра венсидо; (дословно – «Единый народ никогда не будет побеждён!»). – Больше всё равно по местному ни черта не знает.
Глава 3
Событие седьмое
Встречаются два священника. Один говорит:
– Представляешь, на днях веду службу в церкви заходит женщина, мало того с непокрытой головой, ещё и курит в божьем храме. Я чуть пиво из рук не выронил.
Брехт поселился у священника. В пристройке к храму. Церкви? Как у католиков маленькие церквушки называются? Капелла? Или капелла – это часовня? Там нет священника. А тут есть, вон дядечка скрюченный в чёрном. Ладно, пусть будет церковь. Называется эта церквушка громко – «de María Inmaculada» (Непорочной Марии). Что-то вроде кельи Брехту выделили. Адонсия попыталась оказаться рядом, но Брехт умоляюще глянул на падре и тот шугнул блудницу из святилища. Разделся, умылся, съел миску полбы. Ну, каши какой-то пресной, даже чуть сладковатой. Рыгнул сыто (прости господи) и спать товарищ полковник завалился. Ох и отоспится после вчерашнего. Не. Холодно. Никто не топил, да и не заметил печки в келье Иван Яковлевич. Снова оделся, укрылся, чем мог. Ну, теперь-то соснуть минут шестьсот.
Хрена с два. Это же деревня. У каждого горожанина по курятнику и в каждом петух. И как давай они ни свет, ни заря глотки драть. У священника самый голосиссссссстый. Но и остальные не лаптем щи хлебали. Отрабатывали честно кормёжку. По воплю за зёрнышко. Целый час орали. Иногда по десятку в раз. Потом давай коровы мычать. Потом козы. Чего они так противно делают? Мекают? Бекают? Гады. Лошади ржали. Есть у рок-группы Pink Floyd альбом Animals. Вот точно так же начинается. А ведь в юности нравилось Ивану Яковлевичу. Тут вам не там. Там искусство, а тут – правда жизни.
Энималс не прекращался, и Иван Яковлевич решил, что нужно вставать, всё равно уже не заснуть. Нужно перебинтовать руку, порезанную и ошпаренную, ночью дёргался ворочаясь в страшно холодной келье под половиком каким-то, уснуть-то уснул, но повязку сдёрнул. Нужно обработать йодом и перевязать. А в его келье темно – маленькое окошечко с зеленоватым стеклом под потолком. Брехт взял сумку с медикаментами и толкнул дверь. Ночью, когда его устраивал падре Рамон в эту комнатку, Иван Яковлевич не понял, как дом спланирован, всё по каким-то переходам шли да по лестницам. Выглянул и понял сейчас, что он не в доме, и не в церкви этой. Он на колокольне. Прямо над ним висело четыре колокола. Небольшие, далеко им до Сысоя. Солнце вставало из-за гор на востоке, обещая хороший денёк. Тепло будет, градусов пятнадцать точно. И это зимой. Из просвета между дверью и стеной колокольни была видна дорога. Так, если восток там, то дорога с юга. От железки как раз.
Полковник уже почти отвернулся, собираясь спуститься на двор по каменной винтовой лестнице, как что-то глаз зацепил краешком. Брехт не поленился и ещё раз посмотрел на дорогу. Точно, какие-то чёрные точки обозначились. Бинокля под рукой не было, так напрягся, вглядываясь, прищурился. Точки приближались и росли. Ешкин по голове, так это же колонна с грузовиками и похоже броневиками. А первым, не танк ли ползёт. Удивительно. Сейчас у танков настолько мал моторесурс, что увидеть танк, ползущий по мирной дороге – это редкое зрелище. Залюбовался Иван Яковлевич. Чёрт. Это ведь враги. Нужно бежать к Светлову поднимать их отряд. С такой скоростью у них минут десять есть.
Нда. Только чем воевать? Есть только пистолеты и винтовки. Ни гранат, ни ПТРС, ни пулемётов. Не поволочёшь же всё это на себе, без патронов к тому же. Всё переломали в Сарагосе и закопали, чтобы технологии не ушли к врагу.
Забыв о саднящей руке, и о плачевном состоянии отряда, Брехт, перепрыгивая через три ступеньки, понёсся вниз. В голове образовалась шальная мысль, что это им решил создатель технику и оружие подкинуть. Присматривает за Иваном Яковлевичем. Чувствует ответственность. Сам же забросил.
– Иван Ефимович, что думаешь? – через пять минут, выплеснув на сонного хорунжего свою супер-пупер идею, Брехт схватил со стола рядом с кроватью, на которой сидел Светлов, кусок подсохшего хлеба и захрустел. Кушать хотелось как из пушки.