Фаберже показывали пятнадцать минут девятого. Если он тут ещё сорок пять минут простоит, то кто-нибудь обязательно полицию вызовет. Потому Иван Яковлевич решил сменить тактику. Пока тактику, не стратегию. Стал ходить из одного конца небольшой улицы к другому и обратно. Метров пятьсот из конца в конец. Сделал два круга, когда идёшь, то вроде и не пялятся на тебя люди. Мало ли человек прохожий, на тебя и на меня похожий. Прошёл, совершив полный круг, и снова часы достал из кармашка. Пятнадцати минут как ни бывало. Ещё два кружка и настанет час ИКС.
Событие шестьдесят четвёртое
– Моня, дорогой, сколько лет, сколько зим! Может быть, по рюмочке коньячку за мой счёт?
– А почему бы и нет?!
– Ну, нет, так нет!
Мерседес появился ровно тогда, когда Иван Яковлевич завершал третий круг, даже на часы можно не смотреть – около девяти. Вот она немецкая пунктуальность, а он припёрся заранее, да на целый час, как школьник на первое свидание. Был, правда, малюсенький плюс. Полковник нашёл гораздо более скрытное место, чтобы заменить куртку на пальто. Между двумя домами имелся заборчик высотой всего по колено, а за ним заросший какими-то кустами палисадник, вот это, скорее всего, и были сирени. Прошлогодних соцветий сухих полно.
Чёрное авто проурчало движком на малых оборотах и, обдав Брехта бензиновой вонью, проехало ещё метров сто и остановилось напротив дома Манштейна. Так и подмывало Ивана Яковлевича развернуться и поспешить следом, но заставил себя дойти до конца улицы и только потом повернуть, как раз застал момент, кода адъютант или водитель скрылся за дверью дома генерала. Снова взгляд на часы. Без пяти девять. Нужно было вот к этому времени и подходить. Эти сто метров Брехт преодолевал медленно, больше стоял, чем шёл, опять, должно быть, на него все пялиться начали. Радовало, то, что народа на улице почти не осталось, все кому надо ушли туда, куда им надо.
Когда из дома вышел генерал-лейтенант, Отто фон Штиглиц был в десяти метрах от «Мерседеса». На этот раз Манштейн не соблаговолил снизойти до беседы с водителем, шли молча, генерал впереди с портфелем, как у Жванецкого, а позади всё же, наверное, адъютант. Погоны обер-лейтенанта вермахта. Один ромбик на плоском погоне. Окантовка погона розовая, выходит, танкист адъютант. Нёс он, что-то длинное, замотанное в зелёную материю. По форме предмет на меч походил. Мальбрук в поход собрался?
Наелся кислых щей.
Всё пора. Адъютант открыл дверь автомобиля, и Манштейн полез на заднее сидение. Шаг, вперёд и вытащить из кармана «Вальтер». Бах. Прямо в лицо обер-лейтенанту, который как раз развернулся, чтобы захлопнуть дверь. Поворот на девяносто градусов и выстрел в генерала через незакрытую дверь и контрольный в голову. Дзинь. Это у адъютанта железка в зелёной тряпке упала на булыжник мостовой. Брехт достал бутылку с коктейлем Молотова и тут ему в глаза бросился портфель, что выпал из руки фон Манштейна, и сейчас лежал перед дверцей незакрытой «Мерседеса». Хрен с ним, раз дают, то надо брать. Полковник, вынул из кармана зажигалку, и пару раз крутанув колёсико, высек пламя. Подпалил тряпочку, что затыкала бутылку и, подхватив портфель генерала, отступил на шаг. Куда кинуть-то? Стоп. Меч. Вот, очень захотелось! Подобрал свободной рукой и бросил бутылку под ноги адъютанту, та разбилась о камни мостовой, и оранжевые языки пламени весело заплясали прямо под машиной.
Теперь ходу. Иван Яковлевич, не оглядываясь, бросился бегом к низенькому заборчику, перемахнул через него, и только оказавшись внутри кустов, позволил себе оглянуться. Пока ничего не изменилось, да и прошло-то всего пять – семь секунд. Нет, вон кто-то бежит к машине. И тут, как по заказу, пламя добралось до сидений и там внутри «Мерседеса» что-то полыхнуло. И вся машина заполнилась чёрным дымом. Сразу и звуки прорезались. Кричала какая-то тётка и вторил ей мальчишеский: «Аларм». Брехт скинул куртку, сунул её в сумку и достал оттуда коричневое пальто, что засветилось в Париже. Так, где тот Париж. Переоделся, забросил портфель Манштейна в ту же сумку, поправил зелёную ткань, что скрывала под собой, оказывается, офицерскую немецкую саблю, всю блистающую золотом и червлёным серебром, и вышел на улицу, чуть не запнувшись о заборчик. Фуражку тоже заменил на модную шляпу. Идёт себе человек и никого не трогает. Так прямо хотелось оглянуться и перейти на бег, но выдержал паническую атаку Иван Яковлевич и почти спокойно дошагал до конца улицы. Позади слышались крики. «Фаейер» и всякие «Hi-Hi-Hilfe». На помощь звали. Брехт на свою улицу не спешил, Решил ещё, готовясь к покушению, что обойдёт по кругу за пару кварталов и выйдет к их улочке с другой стороны.