— Хватит! — сказал я. — Закругляйся.
— А романчик свой сегодня что — не пишете? — спросил Нагорный после паузы.
— Настроения нет. Лучше поспать.
— Правильно, хлопцы, — сказал, подмигнув мне, Моложаев. — Точно: пора спать. Я тоже закругляюсь. А то ночью поднимут, тогда и попрыгаем, как сонные мухи.
Спать так спать, хотя я был уверен, что сразу не усну. Мне было очень неприятно, что у меня не складываются отношения с коллегой — таким же командиром взвода, как и я, а это, был я убежден, очень и очень плохо. Потому что товарищ в армии — это дважды товарищ.
РИСК — БЛАГОРОДНОЕ ДЕЛО
В эту ночь нас не подняли — подняли в следующую, и я за эти сутки успел не только все обдумать, но и кое-что сделать — в смысле осуществления высказанных Броваричем идей. Мы на своих площадках поставили перед выездными аппарелями чуть заметные указатели, разъяснив суть дела водителям ТЗМ, и ближе к установкам передвинули мостки — это такие специальные металлические плиты, на которые при заряжании установки должны точно попадать колеса транспортно-заряжающей машины, чтобы потом направляющие на балке пусковой стрелы точно приняли на себя ракету.. Смысл нашей затеи я видел не только в том, что дивизион мог быть готовым к поражению целей на более дальней дистанции, но прежде всего, пожалуй, в том, что ранняя готовность расчета, заряжающего установку, позволит расчетам КП и СНР работать более спокойно, даже с некоторым запасом времени. Объяснил я все это, кажется, довольно сумбурно, но о главном я, по-моему, все-таки сказал: каждая сэкономленная стартовым расчетом секунда увеличивает боеготовность и боеспособность всего комплекса.
В эту ночь мы работали автономно и как обычно — и по скоростным и по низколетящим целям. Я точно не могу сказать, «скооперировались» ли с нами соседи-авиаторы (погода была вполне летной) или цели нам задавал имитатор (низколетящие и скоростные цели наверняка задавал он), но все шло нормально, и мои ребята даже несколько опережали самих себя, хотя и едва укладывались в норматив — поскольку работали со штатной боевой ракетой.
Во второй половине дня в соответствии с планом занятий весь офицерский состав был приглашен к командиру дивизиона на служебное совещание. Здесь тоже все шло обычным порядком. Отметили отрицательные стороны наших ночных тренировок, порекомендовали, на что надо обратить внимание, сказали, что от стартовиков ждут в будущем более быстрой и четкой работы, хотя и сейчас они работают хорошо. Но резервы времени надо все-таки изыскивать и использовать.
И тут меня удивил капитан Лялько. Он сказал, что да, правильно, стартовики на сей раз действовали не очень четко, что он как командир стартовой батареи это признает и со своей стороны приложит в дальнейшем все силы, чтобы… и так далее. Но он очень просил учесть, что командир взвода лейтенант Игнатьев — командир молодой, впервые работает в таких сложных условиях и в будущем он постарается… Главное, что все хорошо, что хорошо кончается. Для нас эта ночка кончилась нормально: пропуска цели дивизиону не записали, все звенья комплекса работали слаженно и четко, а что касается лейтенанта Игнатьева, то он обязательно учтет на будущее. Что учтет? Почему? Я ничего не понимал. Неужели капитан Лялько собирался таким занятным способом «формировать» мнение командования о моей персоне и авансом просить о снисхождении ко мне по молодости лет? Но ведь у меня во взводе все шло нормально? А может, это завуалированное предостережение: мол, не удивляйтесь, товарищи, если он что-нибудь и выкинет, и не принимайте всерьез… Как же так? Я же взрослый человек, лейтенант!
— Поменьше надо экспериментировать! — громко сказал вдруг откуда-то сзади Нагорный. — Всему свое время и место.
Подполковник Мельников недовольно повернулся в его сторону:
— Что конкретно вы имеете в виду?
Нагорный поднялся:
— Извините за нарушение порядка, товарищ подполковник… Что я без разрешения…
— Ближе к делу, — исподлобья взглянул на него Мельников.
— Я имел в виду эксперименты лейтенанта Игнатьева по дооборудованию окопа. Но думаю, что детали лучше сможет пояснить сам лейтенант Игнатьев.
— Садитесь. — Теперь подполковник Мельников повернулся ко мне: — Объясните, что имеет в виду лейтенант Нагорный.
Я встал и, смело глядя на командира дивизиона, рассказал все. Причем, заканчивая, добавил, что основные идеи были предложены первым номером первого расчета рядовым Виталием Броваричем.
— Кем-кем? — не сдержавшись, изумился Лялько. — Броваричем?