— Есть!
Да, высоко-высоко, на конце этой нити, внезапно сверкнула далекая оранжевая звезда, а на всех экранах нашего комплекса сошлись и всплеснулись в этот миг две трепетно скользившие под сияющим стеклом точки — отметка цели и отметка встретившей ее ракеты.
«А ведь стреляли моей! — подумал я. — Моей!»
— Цель поражена, — сказал динамик громкоговорящей связи. — Расход — одна. Вторую ракету с подготовки снять.
— И все? — спросил один из братьев Никишиных — Глеб.
— Хорошего понемножку! — весело отозвался довольный Кривожихин.
— Стоило за этим сюда ехать?
Трудно было понять, что скрыто за этими словами, как они сказаны — в шутку или всерьез. И я решил немедленно разъяснить своим ребятам, что это же очень хорошо! Это просто здорово! Ведь, если разобраться, на боевых пусках проверяемся не столько мы, стартовики, проверяется прежде всего слаженность и сработанность всего комплекса — от оператора станции разведки и целеуказания, который обнаружил цель, до стреляющего, который нажимает кнопку пуска. Наше дело, пожалуй, самое простое, и если мишень сбита первой ракетой — это же высший класс! Ради этого, мы каждодневно тренируемся, вскакиваем по голосу ревуна ночью, работаем с полной нагрузкой в защитных костюмах («в условиях радиоактивного заражения») под грохот и свист из специальных звуковых установок, имитирующих атаку позиции бомбардировщиками противника… И все только ради этого — чтобы первой ракетой! Радиоуправляемую мишень или настоящего «гостя», все равно.
— А ведь точно! — мотнул головой Глеб Никишин. — Это высший класс! А полигон, конечно, не театр, сюда не развлекаться приезжают.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! — спросил Касьянов.
— Слушаю вас.
— А от мишени этой что-нибудь осталось?
— Обломки… Оплавленные обломки, больше ничего.
— А найти их можно?
— Зачем? — Я улыбнулся, — В металлолом сдать? Это без нас сделают.
— Нет, товарищ лейтенант, не в металлолом. — Касьянов смутился и начал краснеть. — В городок бы к нам привезти. Постаментик из бетона сделать и там положить… Чтоб молодые солдаты видели, какое у нас оружие и как мы работаем.
— А это идея, Касьянов!
Майору Колодяжному я доложил об идее Касьянова в тот же день. Прямо скажу: он за нее ухватился обеими руками и пообещал, что сегодня же обратится к командованию полка и в политотдел, а в случае чего пойдет и выше.
— Великолепная идея! — сказал он в конце нашего разговора. — Ребята у тебя молодцы. С выдумкой.
— Так что, Игнатьев? — Как-то рассеянно, словно между делом, сказал мне на следующий день капитан Лялько. — Значит, скоро в отпуск?
— Так точно. По графику, утвержденному командованием.
— Давай-давай! Я не в претензии. Думаю, Кривожихин тебя прекрасно сумеет заменить.
— Я не сомневаюсь.
— Я вроде тоже. — Лялько помолчал. — Хорошее дело — отпуск. Где решил проводите? На море?
— Хочу в Москву съездить.
— А у тебя там кто?
— Есть кой-какая родня.
— Завидую! На стадион сходишь, хороший футбол посмотришь. Я живого футбола, наверно, уже лет десять не видел.
— Увидите. В академию поедете и будете на футбол ходить.
— Э, хлопче! Академия — не отпуск. Да туда еще прорваться треба.
ПРОГНОЗ ПОГОДЫ НА ЗАВТРА
Двое суток спустя я уже летел на запад. Только теперь не на Ан-24, а на Як-40. И опять:
Да, сейчас под крылом самолета было действительно море. Зеленое море тайги. И не было ему, казалось, ни конца ни края. Где-то среди этого моря, далеко на северо-востоке, осталась моя «точка», мой дивизион, мои однополчане. Шел только второй час полета, а я, по-моему, уже начал о них скучать. Чего-чего, но этого я никак не ожидал.
Наш Ту-154, на который я пересел с миниатюрного Яка, из-за того, что где-то в районе Южного Урала пришлось обходить грозовой фронт, прибыл в Домодедово на пятьдесят минут позже расписания. До выдачи вещей было время, и я кинулся искать телефон-автомат. Набрал номер отца.
— Слушаю, — голос отца звучал обычно — деловито и спокойно.
— Это я, — сказал я.
— Сашок?
— Так точно! Приехал в отпуск…
— Почему же ты не дал телеграмму?
— Хотел сделать сюрприз. Неожиданно.