За час до моего отъезда из Москвы Алексей Петрович привез мне надлежаще оформленную рекомендацию, и я давно уже член партии, причем капитан Батурин, которого снова избрали секретарем партбюро, не обделяет меня партийными поручениями.
Капитан Лялько сдал экзамены в академию, а Виталий Броварич — в высшую школу милиции. Оба иногда пишут мне, Броварич — чаще. Осенью уволилась Кривожихин и Донцов, можно считать, что весь личный состав у нас обновился. Только у Нагорного, пожалуй, никаких перемен.
Борис и Глеб Никишины стали что-то часто расспрашивать меня об училище, которое я закончил.
— Поступать, что ли, хотите?
— Еще окончательно не решили, товарищ лейтенант, — разглаживая усы, сказал Глеб. — Но подумываем, если честно. Время подумать есть — до подачи документов далеко. А вы как — рекомендуете?
— Ну… такие вещи нужно самим решать. Я вот когда-то решил и, как видите, пока ни о чем не жалею.
Где-то в середине лета прошел у нас слух, что майора Колодяжного собираются куда-то переводить с повышением, но он якобы отказался, а две недели назад неожиданно вызвали «в верха» нашего «хозяина» — подполковника Мельникова: тут дело связывают с переходом на освоение нового комплекса. Но все будет ясно, когда командир дивизиона вернется. Мы, конечно, хотим работать на новой, более совершенной технике, но нашего желания, как вы понимаете, недостаточно — право на это нужно заслужить. Заслужили ли мы его?
Что будет дальше? Не знаю, может быть, я когда-нибудь напишу об этом — о том, что было дальше.
Да — чуть не забыл: я все-таки видел северное сияние! Видел! Ночью, дня за три до Нового года. Меня будто что-то толкнуло, я проснулся, а за окном уже бушевали в зимнем небе над кедрами неповторимые краски, всплески неземного космического света… Описывать это чудо я не берусь — его надо видеть собственными глазами.
Я немедленно разбудил своих товарищей. Нагорный потребовал, чтобы я не мешал ему спать, а Сережа Моложаев подошел к окну и стал со мной рядом.
— Н-нет! — сказал он. — Я его все-таки подниму! Такую красотищу — проспать? Гелий! Будь человеком! Встань!
Андрей Тарасов
СОЛНЕЧНЫЙ ПАРУС
Хроника преодоления замкнутости и безмерности окружающего пространства
Несчастье с бортинженером стряслось в самой дальней точке рабочей зоны. Чуть не на торце станции, дальше не заберешься. Он заканчивал сборку откидной якорной площадки, и слышно было, как раза два чертыхнулся на стопор, туго лезущий в кольцо фиксатора. Потом у всех у нас в наушниках что-то булькнуло и прошел тонкий, как бы разочарованный свист, перешедший в хрипловатое шипение. Это все могло быть и эфирной помехой, но тут космонавт перестал откликаться на вызов.
Странно было видеть, как ярко-белый громоздкий скафандр вдруг потерял жизненную наполненность, безвольно всплывая с растопыренно-обвисшими руками и ногами. Как бы моментальная замена живого энергичного человеческого тела на равнодушный инертный газ.
Руководитель полета взял микрофон у оператора связи.
— «Первый»! Толя! Только спокойно! С Валентином нет связи. Он замолчал! Замолчал! Быстро двигайся к нему, но спокойно и осторожно! И вызови, может, у тебя получится? Как понял?
— Я «Первый», вас понял, «Второй» не отзывается! Направляюсь к нему для выяснения. «Второй»! Валя! Слышишь меня?
«Второй» безмолвно покачивался на страховочной тесьме, как воздушный шар на веревочке. Командира вся эта неприятность застала у самого выходного люка, куда он уже подтащил контейнер с инструментами. Расстояние — почти двадцать метров. На Земле дело секунд — успеешь рвануть, поддержать падающего. Там как в замедленном кино. Передвижение трудоемкое и осторожное. Дернешься — и себе навредишь, и ему. Дома мы ходим ногами, а тут — руками, перебирая металлический леер вдоль борта. Каждый метр — перестыковка страховочного фала: отцепить — прицепить, отцепить — прицепить. Вроде не проблема, а за несколько часов выхода сжимаешь кистью перчатку скафандра, как ручной эспандер, сотни и сотни раз.
Сердца у всех колотятся: быстрее, быстрее. А плавающие над палубой фигуры сближаются крайне медленно. С каждой минутой дыхание спасателя в наушниках связи все тяжелее. Так тащат в крутую гору тяжеленный груз. А ведь груз еще предстоит нести — в обратную сторону, к люку. Невесомость ненамного облегчает эвакуацию. Командир тянет фал и ведет над собой потерявшего сознание товарища. Теперь уже надо перестыковывать оба фала — и свой и его. Надо сворачивать в два мотка обе двадцатиметровые кишки электрофала, размотанные из люка. Приближаясь к нему, командир обрастает бухтой свернутых шлангов, которые в невесомости змеятся и плывут во все стороны, обвивают и запутывают космонавта.