Сколько еще предстояло уточнений, увязок, предостережений. Какому шахматисту снится столь тщательный анализ предстоящей партии? На сорок восемь операций монтажного выхода было предусмотрено 189 нештатных ситуаций. 189 возможных помех и капризов со стороны инструментов, конструкций, соединяющих деталей. И ровно столько же — 189 — способов преодолеть эти помехи. Не знаю, какую надо иметь-фантазию, чтобы разыгрывать на моделях эту техническую увертюру с таким множеством ходов. У них же это — обычный профессионализм.
…Ноябрь 1983 года. Первое и третье число. Ляхов и Александров дважды надевают скафандры, чтобы выйти за стены станции. Они уже четыре месяца в полете. Владимир Ляхов, опытный космонавт, из военных летчиков, истребителей-перехватчиков. Родом из Донбасса, сын шахтера, погибшего в сорок третьем на Курской дуге. Невысокий, плотный, очень решительный, быстро схватывающий любую обстановку, в разгар работы часто похож на лихого кавалериста в атаке. Саша Александров — вдумчивый, неторопливый, влезающий в любую техническую систему до самого дна — с замечательной космической родословной. Его родители еще в начале тридцатых годов работали с Королевым в легендарном ныне ГИРДе при запуске первой советской ракеты, такой еще далекой от нынешних.
Перед их первым выходом несколько дней нам с Земли казалось, что на борту «Салюта» не два жильца, а четыре… Столько забот требовала пара скафандров при их подготовке. Так их внимательно обхаживали с утра до вечера, испытывали и проверяли на прочность и жизнестойкость. Разве что не кормили и не поили. А так обходились крайне чутко и вежливо.
И вот… Это нам с вами одеться — даже в зимнее пальто — и выйти из дома можно в пять минут. «Протонам», чтобы открыть свою дверь, скажем, в 7.40 утра, встать пришлось в 1.30 ночи, за шесть часов до открытия люка. Умылись, позавтракали. Плавая из отсека в отсек, провели медицинский осмотр самих себя, технический — станции. Уже который раз за последние дни проверили герметичность всех люков внутри комплекса, снова поддули скафандры, снова проследили с секундомером, как их оболочки держат атмосферу внутри себя. Там только так: семь раз проверь — один раз открой. Подключили к себе медицинские датчики. Влетели в зону радиовидимости.
— Вы позавтракали? У вас хорошее настроение? — спрашивает Земля «старшинским» голосом Валерия Рюмина.
Они отвечают, что позавтракали и что хорошее. Они уже в скафандрах, заканчивают продувку и сейчас начнут десатурацию. Десатурация — это насыщение крови кислородом, подготовка организма к «высотной» атмосфере внутри скафандра. Пока она тянется, можно минут двадцать постоять, поговорить с Землей.
— По теплоощущениям как у вас, Володя? — с той же заботой спрашивает Рюмин.
— Прохладно, прохладно в скафандрах, — ежатся они там, наверху. Ляхов добавляет: — Помнишь, Валера, как в тот выход тебе было тепло, а мне холодно? Ты даешь на Землю «тепло», а я — «холодно».
Рюмину ли не помнить!
Оператором связи в этот день назначен космонавт Юрий Романенко. За приятный голос, спокойствие, хладнокровие, ободряющую чуткость. И понимание момента — тоже сам выходил в космос. Он докладывает экипажу, что пульсы у командира и бортинженера нормальные. 65 и 70 ударов.
— Смена к вам замечаний не имеет. Медицина получила телеметрию, дает добро на штатную работу. Только после открытия люка осмотритесь хорошенько, адаптируйтесь и не спеша начинайте.
— Хорошо, Юра, спасибо, осмотримся…
Сброс давления в переходном отсеке, переход на автономное питание скафандров… И — комплекс уплывает из радиовидимости. Там, вдали, над другой стороной планеты, они должны открыть дверь и шагнуть за порог… Мы же здесь, только сверяя часы с циклограммой, можем сказать друг другу: вот… Сейчас!
В этот момент всей своей незащищенной кожей чувствуешь, почему у них в документе, в удостоверении личности, которое вручает каждому принятому в отряд отборочная комиссия, в графе «должность» четко указано: «Космонавт-испытатель». Испытатель! Вот она, вершина этой испытательной пирамиды. Наглухо запирая себя в тесном футляре скафандра, упираясь лицом в защитное стекло, он должен вытравить из себя последние капли ксенофобии, страха замкнутости и тесноты, хранящегося в нашей подкорковой памяти с первобытных времен. А открывая люк наружу — капли такого же давнего страха бесконечной бездонной бездны. Он должен верить в надежность своего снаряжения так же, как мы верим в надежность воздуха и атмосферы, в прочность крыши и стен. Ежесекундно опасаясь за свою жизнь, выполнить там такую работу просто невозможно. А это профессиональное хладнокровие должно быть не только заложено в характере — его надо нарабатывать тренировками.