- Словом, ты считаешь разумным связать себя на всю жизнь нерушимой клятвой с людьми, которые неизвестно чего добиваются и не имеют ни цели, ни источника вдохновения, которые превратились в останки забытой цивилизации!
Теперь она действительно улыбнулась:
- В подобной формулировке такой поступок кажется безумным.
- Он действительно безумен.
- Был бы безумным, если бы ты оказался прав. Но с Возрожденным или без него Соколы имеют вполне очевидную цель. Они борются за то, чтобы магией занимались, лишь понимая всю ответственность этого дела... за то, чтобы чародеи использовали только то, что действительно и по праву принадлежит им. Магия должна служить обороне, а не нападению, защите невинных существ от прожорливых хищников. Соколы стоят за самопожертвование, за победу любви над ненавистью. За то, чтобы каждый из нас делал наш мир хоть немного лучше, чем он был, когда мы пришли в него. - Теперь в голосе ее зазвучала страсть, и сердце Ри дрогнуло. Уверенность в своей правоте окрасила щеки Кейт румянцем, заставила ее поднять подбородок повыше и смотреть на него взглядом параты - все это подсказывало Ри, что продолжение понравится ему еще меньше. - Соколы не могут более оправдывать свою борьбу надеждами на обетованную Паранну, но то, к чему они стремились всю последнюю тысячу лет, сейчас столь же истинно и значимо, как и в тот день, когда Винсалис начал записывать пророчества, ставшие потом Тайными Текстами.
Она поднялась - неподвижное изваяние превратилось в живую девушку, подошла к Ри и опустила ладонь на его руку.
- Ри, Соколы - это то лучшее, что было в мире Древних. Они могут стать лучшим и среди того, что есть в нашем мире.
Они долго стояли, глядя друг другу в глаза, чувствуя смятение.
- Значит, ты все-таки хочешь дать клятву, - сказал он наконец. - Ты уже решилась.
Кейт казалась чуточку удивленной.
- Я не решалась на это до тех пор, пока ты не стал убеждать меня в том, что я поступаю неправильно. Тогда я вдруг поняла, что теперь действительно готова стать Соколом. - И все же Ри видел боль в ее глазах. А ты не принесешь клятву?
- Если это сделаешь ты, я последую твоему примеру, - ответил Ри.
Кейт покачала головой:
- Я уже говорила тебе, что если ты не захочешь по-настоящему сделаться Соколом, слова не свяжут тебя.
Ри отвернулся от нее:
- Как могу я хотеть сделаться рабом чужой философии?
- А если бы ты оставался в Доме Сабиров и со временем сделался бы истинным Волком, ревностно служащим своему Семейству, - негромко сказала Кейт, - в этом случае ты счел бы себя готовым к принятию Волчьей философии?
В словах ее ощущался легкий укор, угадывалась попытка отыскать в нем слабое место, и Ри ответил на это:
- Не пытайся подловить меня, Кейт. Возможно, в подобном случае я выполнил бы требования моего Семейства, но здесь нельзя быть уверенным абсолютно. Я сопротивлялся своей Семье с куда большим упорством, чем ты своей. Это ты возвела между нами стену, ради своих родных... ради приличия. Ты предоставила мне комнату в твоем доме в тот день, когда мы нашли твою сестру, но в ней нет двери, которая соединяла бы наши спальни... помещение с такой дверью занимает твоя сестра. Она видит тебя по утрам, радуется твоей первой улыбке, первым звукам твоего голоса. А я нахожусь там, где не хочу быть, вдали от тебя, и чувствую, что ты стыдишься меня... что я недостаточно хорош, поскольку право судить обо мне принадлежит теперь твоей старшей сестре.
- Ты же знаешь, что это не так. Я люблю тебя и хочу провести с тобой весь остаток моей жизни. Я просто хочу, чтобы все, что составляет мою жизнь - включая тебя, - было по сердцу и моим уцелевшим близким. Элси отходит от всего пережитого очень медленно, но она обязательно признает и примет тебя.
- Мне кажется, что она признает меня быстрее, если мы объявим себя инканда, переберемся в отдельное помещение и разделим друг с другом ложе.
- Это слишком... поспешно. Я предпочитаю хоть и более долгий, но надежный путь. Элси уже поняла, что ты не совсем Сабир...
Ри вздрогнул и резко повернулся к ней. Кейт осеклась и умолкла.
- Что ты сказала? - спросил он голосом ровным и жестким. Кейт покраснела.
- Я объяснила ей, что ты ушел от Сабиров, не желая главенствовать над ними, что твоя мать объявила тебя барзанном и поэтому официально ты уже не принадлежишь к своей Семье.
- И тогда она согласилась признать меня? Решив, что я всего-навсего холощеный, прирученный и посаженный в клетку зверь, который живет с тобой только потому, что у него нет другого места?
Кейт покачала головой:
- Нет-нет... конечно же, нет...
- Мне следовало предвидеть это. Я должен был понять, что у нас не может быть совместного будущего. Должен был понять это, когда ты выделила мне отдельные комнаты, якобы только для видимости и ненадолго. - Ри отступил от нее на шаг. - Я по-прежнему Сабир, - негромко произнес он. Моя мать лишила меня прав, положенных мне по рождению, но прав крови лишить не может. Я жил и умру Сабиром, ты жила и умрешь Галвеем, и даже Возрожденный, со всей его любовью и пониманием, не смог бы этого изменить. Как и твое желание, чтобы я стал тем, кем не могу стать.
Они смотрели друг на друга и видели, как между ними растет пропасть отчуждения.
Кейт стиснула кулаки, и Ри увидел, как глаза ее наполнились слезами.
- Я люблю тебя, - сказала она.
- И я люблю тебя. Ты единственная женщина, которую я могу назвать желанной. Единственная и любимая. - Он глубоко вздохнул. - Но если ты не согласна принять меня таким, какой я есть, мы не можем быть вместе. Я не могу мешать тебе, Кейт. Я не хочу быть твоим позором, твоей ошибкой, олицетворенным грехом, который нельзя скрыть от мира. Я не буду притворяться, будто я не Сабир, чтобы твоя сестра признала меня.
- Но почему? Ты притворялся много раз. Чтобы спасти свою жизнь, ты ведь играл роль нормального человека, скрывая, что являешься Карнеем.
- Как и ты сама.
- Да, как и я. Мы оба часто что-то изображали, Ри. Никто из нас никогда не представал перед миром таким, каков он на самом деле. И у нас с тобой общая тайна, которой не знает никто другой. Лишь мы по-настоящему понимаем друг друга. Так почему же ты не можешь перестать быть Сабиром, чтобы мы могли жить счастливо?
Ри с грустью смотрел на нее и видел перед собой незнакомку в знакомой плоти.