Джек выпрямился на стуле и впился взглядом в Карлоса, но его отвлек грохот с другого конца кухни. Оба повернулись, чтобы посмотреть на Кейт.
Маленькая фигурка яростно застыла, серо-зеленые глаза неистово сверкали.
– Ваш кофе, джентльмены, – Кейт с сарказмом подчеркнула последнее слово, а потом, к чрезвычайному изумлению обоих мужчин, подняла кофейник и швырнула его прямиком в них.
Глава 3
Отточенная годами сражений реакция заставила обоих мужчин тотчас низко пригнуться, но это не спасло от горячего кофе, который брызнул на них сзади, когда глиняная посудина разбилась о стену. Извергнув проклятия на невероятной смеси испанского, португальского и английского языков, они повернулись, чтобы увидеть источник своего гнева. Но никого не обнаружили. Кейт не стала дожидаться последствий своего поступка, а пулей вылетела из кухни, пока мужчины еще сидели согнувшись.
– Проклятье на голову этой чертовки! – прорычал Джек. – Что за дьявол в нее вселился? Я весь в этом окаянном напитке. – Он стащил рубашку, пропитанную пятнами кофе, и вытер ею мокрые лицо и грудь.
Карлос, занятый тем же, взглянул на Джека:
– А вам не кажется, майор Джек, что она могла понять, о чем мы тут болтали?
Джек уставился на него:
– Английская кухонная служанка, здесь, в сердце Лестершира, и понимает испанский язык? – произнес он недоверчиво. – Невероятно! Хотя сажу с лица она таки стерла.
Он рассеянно протер рубашкой руки и грудь, затем покачал головой:
– Нет. Нелепо. Она англичанка.
Он встал и небрежно смахнул все той же рубашкой остатки кофе со своих непокорных темных волос.
– Если только в ней не течет испанская кровь. – Он вспомнил ее чистую белую кожу, серо-зеленые глаза и вьющиеся каштановые волосы, после чего снова покачал головой: – Нет, по ее чертам этого не скажешь.
Карлос пожал плечами:
– Тогда, почему? – его рука красноречиво указывала на разбитый кофейник.
– Откуда мне знать, черт побери? – проворчал Джек. – Может, ей место в Бедламе [10], кто ж знает. Проклятье, на сей раз ей это с рук не сойдет!
– На сей раз? – поймал его Карлос, на его широком лице появилась усмешка. – Выходит, майор Джек, эта маленькая мышка давала вам отпор и прежде?
Пара леденящих синих глаз заставила его замолчать.
– Немедленно убери весь этот беспорядок, – рявкнул жесткий голос, столь знакомый служакам Колдстрима.
– Si, si. Будет исполнено, майор Джек, сию же секунду.
Карлос тут же приступил к исполнению приказа, а Джек с хмурым, как грозовая туча, лицом зашагал прочь из комнаты.
– Ого, маленькая мышка, что и говорить, ты пробудила в нем льва, – пробормотал Карлос. – Надеюсь, ты нашла надежное убежище, поскольку майора Джека, когда в него вселяется сам дьявол, стоит сильно опасаться.
Джек вошел в прихожую и быстро осмотрелся вокруг. Никаких признаков злосчастной девицы. Его руки сжались в кулаки. Он задаст этой дерзкой девчонке отменную трепку прежде, чем пошлет ко всем чертям упаковывать вещи! Холодный утренний воздух вызвал легкую дрожь, пробежав по его обнаженной коже, и, бормоча проклятия, Джек быстро двинулся вверх по лестнице к ее комнате, сильно хромая на негнущуюся ногу. Стоило ему подняться на следующий этаж и повернуть за угол, как он тут же врезался в Кейт, мчавшуюся вдоль коридора. Они столкнулись с такой силой, что Джек был вынужден ухватиться за нее, чтобы не упасть самому.
Кейт тоже инстинктивно вцепилась в него и оказалась прижатой к широкому, сильному, совершенно голому мужскому торсу. Его грудь слегка поросла темными волосами, плечи обладали завидной мускулатурой. Его кожа была теплой и гладкой, а его запах, запах сильного мужчины, окружавший ее, заполонял все сознание.
– Ох! – судорожно вздохнула она и попыталась вырваться.
– Не так быстро, девочка моя! – проскрежетал он. – Как ты посмела кинуть в нас кофейник? Ты могла нас серьезно ранить.
– Ерунда, – усмехнулась она, сражаясь с его хваткой, – я не один год играла в крикет – у меня превосходный бросок, и целилась я мимо.
– Крикет? Чушь! Девчонки не играют в крикет. И тебе, юная особа, не мешает преподать урок хорошего поведения!
– Отпустите меня, – фыркнула Кейт, вырываясь из его рук. – Как вы смеете?
Она извивалась и корчилась, но он легко удерживал ее. Она поняла, что бороться с ним бесполезно: грубое животное, он был слишком силен. Джек посмеивался, низкие рокочущие звуки рождались где-то глубоко внутри него.
– Продолжай извиваться у моего тела в том же духе, маленькая злючка, и я, возможно, даже начну получать удовольствие, – прошептал он ей в ухо.
Кейт замерла. Вот негодяй, он стремится вогнать ее в краску! Придется ей использовать другую тактику.
– Ох-х, ох-х, вы сделали мне больно… ох-х… – она мелодраматично вздохнула и внезапно резко осела в его руках.
– Черт побери! – проворчал Джек.
Кейт почувствовала, как крепкий захват его рук немедленно ослаб.
– Тысяча чертей, – проворчал он снова.
Девчонка такая маленькая и хилая. А он довел ее до обморока. На Джека нахлынула волна раскаяния, он почувствовал себя настоящей скотиной, дикарем. Он же знал, что она долго голодала. Незачем было до смерти пугать ее, даже если она и швырнула кофейник с горячим напитком ему в голову. Тут Джек подумал, что надо бы отнести Кейт в ее комнату. Его руки сместились, он попробовал подхватить ее поудобнее.
Внезапно Кейт зашевелилась. В мгновение ока она вывернулась из его рук и залепила ему звонкую пощечину.
– Мозги против грубой силы! Всегда! – вспыхнула она и пустилась наутек по коридору.
Добежав до своей комнаты, Кейт обернулась:
– И девчонки все же играют в крикет!
Она хлопнула дверью и, закрыв ее на ключ, прислонилась к ней, тяжело дыша и смеясь в странно приподнятом настроении.
Джек расстроено смотрел ей вслед, проклиная одновременно и на английском, и на испанском. Потом развернулся и быстро, как только мог, захромал к комнате своей бабушки, лицо его было мрачнее тучи.
– Бабушка! – вскричал он, ворвавшись к той в комнату. – Кто, черт побери, эта… эта маленькая ведьма?
Синие глаза-бусинки внимательно изучали лицо внука. Он был крайне раздражен – из глаз едва искры не сыпались. «Великолепно!» – подумала леди Кейхилл. Никаких признаков вялости и упадка духа, о чем говорила Амелия. Что-то, или точнее, кто-то, судя по его словам, хорошенько его встряхнул. И любящая бабушка решила продолжить начатое.
Она впилась в него взглядом:
– Что вы, черт возьми, себе позволяете, сэр, врываясь в мой будуар в это время суток, богохульствуя, бранясь и повышая голос? – от недовольства ее синие глаза превратились в две льдинки. – В моевремя ни один джентльмен и не мечтал войти к леди в столь неприличном одеянии, или стоит сказать – без оного? Прочь, мальчишка, и не возвращайся, пока не оденешься должным образом! Я потрясена и шокирована, Джек, потрясена и шокирована!
Она отвернулась от его голой груди с видом оскорбленной добродетели.
Джек открыл было рот, но затем резко закрыл его. Проклятье, он даже не успел высказаться. Она же его бабушка, черт возьми. Он сердито глянул на нее, совершенно точно разгадав ее игру. О, она – самая возмутительная пожилая леди из всех, кого он знал. Он готов поставить последнюю гинею, что она не более потрясена видом мужчины без рубашки, чем он сам. Что же до его ругани… так старая лицемерка сама пересыпает ею почти каждую фразу и после этого делает вид, будто краснеет из-за его словечек! Будь он проклят, если останется и позволит этой леди отчитывать его на потеху себе и горничной! Джек иронически откланялся и вышел из комнаты.
Как только он хлопнул дверью, леди Кейхилл откинулась на подушки, совершенно неженственно скаля зубы.
– О, это ужасно, миледи, – в замешательстве произнесла женщина, одетая во все серое.
[10]Бедлам (англ. Bedlam, от англ. Bethlehem – Вифлеем; официальное название Бетлемская королевская больница – англ. Bethlem Royal Hospital), первоначальное название – госпиталь святой Марии Вифлеемской, психиатрическая больница в Лондоне (с 1547).
Название Бедлам стало именем нарицательным, вначале – синонимом сумасшедшего дома, а позже – словом для обозначения крайней неразберихи и беспорядка.
Бетлем стал частью Лондона с 1247. С 1330 года тут была расположена больница, которая стала больницей для душевнобольных в 1377 году, хотя до 1403 года там было только 9 пациентов.
Лондонский Вифлеемский госпиталь для душевнобольных (англ. Bethlehem hospital for insane) построен напротив знаменитого Тауэра. Сюда с 1547 года свозили умалишенных и «блаженных». В 1815 году на этом месте построили гигантский, образцовый по тем временам госпиталь – душевнобольных здесь не держали в цепях и не морили голодом. В пьесе В. Шекспира Король Лир Эдгар, сын герцога Глостерского играет роль Бедламского нищего (Bedlam Beggar), чтобы остаться в Англии незамеченным после изгнания.