Лицо Джека выглядело зловеще: серовато-багровый шрам, пересекавший его щеку, резко выделялся на бледной коже.
– Черт побери, Джулия, вы хотя бы могли высказать мне все это в лицо – в то, что от него осталось, – горько добавил он. – В некоторой степени именно по вашей вине я оказался в такой ситуации.
Она повернулась, ее прекрасные губки сложились в негодующую гримаску:
– Нет, в самом деле, Джек, как вы можете обвинять меня в том, что с вами случилось?
Он сардонически ухмыльнулся и пожал плечами, которые тут же натянули легкое, слегка потертое, но высококачественное пальто.
– Возможно, не вы непосредственно. Но когда мой отец приказал разорвать нашу помолвку, вы бросились ко мне и просили твердо стоять на своем. Что я, конечно, и сделал.
– Но разве я могла знать, что этот неприятный старик действительно лишит вас наследства за неповиновение?
Голос и глаза Джека стали холодными:
– Этот неприятный старикбыл моим отцом, и я предупреждал вас, что он так и сделает.
– Но он любил вас до безумия! Я была уверена, что он всего лишь блефует… пытаясь заставить вас танцевать под свою дудку.
Голос Джека оставался тверд:
– Вот почему я купил офицерский чин, если вы помните.
Красивые глаза переместились на его тело, пройдясь по неприятно травмированной щеке и неестественно вытянутой ноге.
– Да, и это погубило вас!
Она отвела взгляд, на ее лице явно читалось отвращение.
Мгновение он молчал, вспоминая сказанное ею своему отцу.
– Мне сказали, что я никогда не смогу снова танцевать. Или ездить верхом.
– Точно, – согласилась она, не обращая внимания на его жесткий пристальный взгляд. – И разве этот отвратительный шрам на вашем лице исчезнет? Сомневаюсь. – Внезапно показалось, что она поняла всю жестокость своих слов: – О, простите меня, Джек, но в Лондоне вы были таким красавцем… прежде чем… – она указала рукой на столь неприятную ей отметину.
С каждым произнесенным словом она все больше выдавала себя. Боль, разочарование, гнев нахлынули на Джека и резанули внутренности, наподобие ножа. Поступок его отца навсегда охладил чувства этого красивого, пустого существа. В глубине души Джек, как и Джулия, никогда не верил, что отец действительно лишит его наследства, но оказалось, тот умер, так и не простив своего сына. Это причиняло Джеку сильнейшую, глубоко спрятанную боль: не потеря наследства, а потеря любви отца.
Почувствовав себя неловко под пристальным изучающим взглядом бывшего жениха, Джулия несколько раз прошлась по комнате, нервно перебирая украшения и изящные безделушки, беря их в руки и вновь ставя на место.
Джек наблюдал за нею, думая при этом, что память о ее изяществе и красоте поддерживала его в самые худшие моменты жизни. Было так замечательно представлять – в жаре, пыли и крови войны на полуострове, – что где-то его ждет прекрасная, полная жизни женщина. И все это, безжалостно сказал он себе, являлось всего-навсего плодом его собственного воображения. В действительности она оказалась пустой, красивой, черствой маленькой сучкой.
– О, будьте честны, Джек. – Она развернулась и остановилась перед ним. – Вы больше не тот человек, за которого я согласилась выйти замуж. Можете ли вы обеспечить мне запланированную нами жизнь? Нет, – она пожала плечами. – Сожалею, Джек, но, как это не неприятно для нас обоих, вы должны понимать, что теперь это совершенно непрактично.
– Ах, непрактично? – отозвался он саркастическим эхом. – И что же в точности непрактично? Внезапное отсутствие у меня состояния? Мое обезображенное лицо? Или идея танцевать с уродливым калекой и таким образом стать объектом насмешек? Это, да?
Она съежилась, испугавшись яростных нот в его голосе.
– Именно это непрактично, ведь так? – рычал он. – А я благодарю за это Бога.
Она вглядывалась в него, пытаясь осмыслить значение его последнего высказывания.
– Это… это означает, что вы не хотите жениться на мне? – ее голос перешел на визг от изумления и зарождающегося негодования.
Это она собиралась дать ему отставку, а не наоборот.
Он иронично поклонился:
– Я не только не желаю жениться на вас, я почти рад моим несчастьям, открывшим мне глаза и позволившим избежать гибельной судьбы.
Она впилась в него взглядом, ее часто вздымающаяся грудь когда-то так привлекала его.
– Мистер Карстерз, вы не джентльмен!
Он улыбнулся ей в ответ резкой, уродливой гримасой:
– А вы, мисс Давенпорт, ни в коей мере не леди. Вы – пустая, жадная, холодная маленькая сучка, и я благодарю свою удачливую звезду, что вовремя обнаружил правду. Бог всегда помогает бедному дураку, которого вы, так или иначе, заманиваете в свои сети.
Она в бешенстве топнула ногой:
– Да как вы смеете? Покиньте этот дом немедленно… немедленно, вы слышите меня? Или вас, урод… раненный вы или нет, вас выбросят вон!
Он быстро захромал к ней, и она в страхе отпрянула назад.
– Только верните мне мое кольцо, – сказал он устало, – и ваш дворецкий избежит неприятной и затруднительной ситуации, выкидывая на улицу калеку.
Она резко прижала левую руку к груди и прикрыла большое бриллиантовое кольцо другой рукой.
– О, но я очень привязана к этому кольцу, Джек, – сказала она голосом маленькой капризной девочки. – Я действительно любила вас, вы же знаете. Конечно же, вы хотите, чтобы у меня на память о вас что-то осталось?
Он стоял и смотрел на нее, а отвращение неумолимо заполняло все его существо. Затем он развернулся и тихо захромал прочь из этого дома.
Глава 1
Лондон. Конец осени 1812 года.
– Боже! Ты хочешь сказать, мой внук даже не принял тебя после того, как ты проехала, уж не знаю, сколько миль, чтобы увидеться с ним? – Леди Кейхилл хмуро глянула на внучку. – О, ради Бога, Амелия, немедленно прекрати реветь и расскажи все подробно! С самого начала!
Амелия тут же проглотила рыдания:
– Дом обшарпан и выглядит весьма неприглядно, хотя конюшни, кажется, достаточно хорошо…
– Меня нисколько не волнуют конюшни! Что с моим внуком? – сердито прервала ее леди Кейхилл.
– Его слуга сказал мне, что Джек ни с кем не видится.
Пожилая леди нахмурилась:
– Что значит «ни с кем»?
– «Ни с кем», бабушка, значит «вообще ни с кем». Он, то есть Джек, притворился больным и послал мне записку, выражая благодарность за мое беспокойство и сожаление, что не может оказать гостеприимство. Гостеприимство! Собственной сестре!
Амелия нащупала в ридикюле новый носовой платок, промокнула навернувшиеся слезы и продолжила:
– Разумеется, я настаивала, чтобы пройти к нему и ухаживать за ним, но его человек – иностранец – даже не позволил мне подняться по лестнице. Отсюда я заключила, что Джек был вовсе не болен… просто… пьян! Он совершенно никого не принимает. И, по словам слуги, ведет себя так с тех самых пор, как вернулся из Кента.
Пожилая леди долго сидела молча, обдумывая услышанное.
– Кент, говоришь? Господи, как бы я хотела, чтобы ему никогда не встречалась эта отвратительная маленькая давенпортская шлюшка. – Она взглянула на внучку. – Я предсказывала, помнишь, что рано или поздно помолвка будет расторгнута…
– К сожалению, да, бабушка.
– Замечательно! – страстно произнесла леди Кейхилл. – По крайней мере, теперь он избавлен от этой мерзкой гарпии.
– Но, бабушка, кажется, это разбило ему сердце.
– Ерунда! У него прекрасное сильное сердце. В нем течет моя кровь, разве нет? Когда доживешь до моих лет – прекратишь нести всякую чушь о разбитых сердцах и другой подобной несуразице. Тела излечиваются, и сердца – тоже.