"Неужели воды принесли?" — обрадовалась девушка, с надеждой прислушиваясь к звукам в коридоре.
— В конец иди, там твоя хозяйка, — проворчал знакомый голос стражника. — А я пока этих уродов покормлю.
Вскочив, словно подброшенная катапультой, Ника, едва не запутавшись в полах плаща, бросилась к решётке, за которой появилась улыбавшаяся сквозь слёзы Риата с большой, аккуратно прикрытой корзиной.
— Ой, да как же это, добрая госпожа! — громко всхлипнула она, и на скривившемся в жалостливой гримасе лице заблестели мокрые дорожки. — Где ваша справедливость, о бессмертные боги?! Не успели от убийц спастись, как в тюрьму попали!
— Не переживай, Риата, — улыбнулась девушка, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. — Выкарабкаемся. Главное — ты меня не бросила.
— Куда же я без вас, госпожа? — довольно натурально изобразила испуг невольница. — Вы мне столько добра сделали…
— Да ладно! — отмахнулась довольная хозяйка. — Лучше расскажи, как додумалась обратиться к Асте Бронии, и почему она решила нам помочь?
— Всё скажу, госпожа, — засуетилась Риата. — Вы только сначала поесть возьмите.
Она торопливо открыла крышку корзины.
Приняв две переломленные пополам ещё чуть тёплые лепёшки, Ника обернулась, тут же напоровшись на голодные взгляды сокамерниц.
— Калям! — она протянула одну старухе. — Раздели на троих. Да смотри, чтобы поровну получилось!
Не заставляя себя ждать, та быстро подбежала, рассыпаясь в благодарностях.
— Да хранит вас благодетельная Нона, добрая госпожа! Всё сделаю, как приказываете, клянусь Цитией — богиней справедливости, никого не обижу.
Пока Ника оделяла продуктами товарок по несчастью, возле их камеры появился тюремщик с ведром.
— Пейте, курицы.
Сытно рыгнув кислым перегаром, мужчина стал ковырять пальцем в зубах. Риата тут же подала хозяйке простенькую деревянную плошку, похожую на пиалу.
Стражник насмешливо хмыкнул, но ничего не сказал.
Утолив жажду, Калям, заискивающе улыбаясь, униженно попросила у него ещё миску воды, продемонстрировав зажатый в руке кусок лепёшки.
— Бери, — снисходительно кивнул мужчина. — Всё равно выливать.
И натужно рассмеялся.
— Вон сколько тут еды. Вас сегодня можно не кормить.
— Что вы такое говорите, господин? — испуганно залепетала торговка-неудачница. — Как же так?
— Не плачь, метла старая! — от чего-то придя в хорошее настроение, заулыбался стражник. — Что от городского совета положено — всё получите.
Потом взглянул на притихшую Риату.
— Ты недолго тут.
— Да, господин, — поклонилась рабыня со своей обычной покладистостью.
Не успел зевавший во весь рот тюремщик прикрыть дверь, как невольница уже протискивала сквозь ячейки решётки тощий кожаный бурдюк.
— Тут вино, госпожа, — торопливо шептала женщина. — Чуть разведённое. А это изюм.
В камеру перекочевал узкий, плотный мешочек.
— И одеяло. Господин Ротан сказал, что вы старое просили.
— Так и есть, — подтвердила Ника, пыхтя протаскивая тугой свёрток между деревянными брусьями.
Перетащив гостинцы на лежанку и одарив сокамерниц горстью изюма, девушка вернулась к решётке.
— Теперь рассказывай. Только побыстрее, а то стражники разозлятся.
— Подождут, — легкомысленно отмахнулась собеседница. — Я им два кувшина браги принесла и пол курицы на закуску.
Она воровато огляделась.
— А это вам.
Судя по величине свёртка, который едва прошёл сквозь прутья решётки, птичка больше походила на гуся или приличных размеров индейку.
— Спасибо, — растроганно поблагодарила хозяйка. — Только больше ничего такого не носи. Дорого, да и ни к чему.
— Слушаюсь, госпожа, — привычно кивнула невольница и, понизив голос до шёпота, торопливо заговорила. — Когда на форуме все закричали и грозить начали, я хотела к вам пробраться, чтобы защитить или умереть со своей госпожой.
Ника негромко, но выразительно кашлянула.
— Да вспомнила о тех письмах, что вам господин Фарк дал, — быстренько закруглилась с выражением рабской преданности Риата. — Одно как раз в Этригию было — к госпоже Асте Бронии. Вот я и подумала: может, она вам чем-нибудь поможет? А уж если нет…
Женщина вздохнула, на этот раз, кажется, более искренне.
— Тогда к вам пойду, чтобы и в тюрьме служить.
В глубине души попаданка сомневалась, что хитрая невольница смогла бы подняться до таких вершин самопожертвования, но всё же эти слова не могли не доставить ей удовольствия.