Старушка закрыла лицо руками, её костлявые плечи затряслись.
— Неужели моя дочь это заслужила? И как только небожители такое допустили?! Да разве с таким умом, красотой и образованием она достойна жизни в лесу?
— Отец рассказывал, что предлагал маме вернуться к родителям, госпожа Септиса, — пробормотала девушка, смутившись при виде искреннего горя матери, потерявшей свою дочь.
— Если бы Лаций захотел — он мог бы ей приказать! — вскричала собеседница, потрясая высохшими кулачками. — Как подобает настоящей радланке, Тейса не посмела бы ослушаться мужа и осталась бы живой. Вместо этого твой отец затащил её на край света к диким варварам, заставил работать, как последнюю невольницу, и тем погубил мою доченьку!
Глаза старушки полыхали яростью, а в дребезжащем голосе звенела такая ненависть, что Ника невольно подумала: "Вот так божий одуванчик! Наверное, Наставник слишком хорошо знал свою тёщу, вот и решил остаться доживать у аратачей".
Видимо, заметив её реакцию, Торина Септиса как-то резко сникла, словно воздушный шарик через неделю после праздника. Губы бабушки скривились в жалком подобии улыбки.
— Прости Ника. Ты-то ни в чём не виновата. Должно быть, коварная Исми затуманила мне разум.
Не зная что ответить, внучка, кивнув, отвернулась и стала смотреть на улицу.
В паланкине повисла вязкая, неприятная тишина, которую не решилась нарушить даже притаившаяся, как мышонок, Гэая.
А в доме регистора Трениума их ждал сюрприз в виде толстой, рыхлой женщины в длинном, щедро украшенном лентами платье, и с высокой причёской, которая ей абсолютно не шла.
Окинув её быстрым, оценивающим взглядом, Ника обратила внимание, что вместо привычных сандалий или башмаков на ногах гостьи бесформенные чувяки, чем-то напоминавшие мокасины аратачей.
— Здравствуй, мама! — вскричала она хриплым, отдышливым голосом, встретив Торину Септису с внучками у ступеней, ведущих из прихожей в первый внутренний дворик. — Рада видеть тебя в добром здравии.
— И ты здравствуй, Анна, — ласково проворчала старушка, обнимая гостью. — Хвала богам, ты наконец-то нашла время проведать свою старую мать!
— Всё дела, — виновато улыбаясь сквозь слёзы, оправдывалась дочь. — И тяжело. Ты же знаешь, как я в холода мучаюсь? Сколько денег на лекарей извели, храму Пелкса золотую чашу пожертвовали, а дышать всё равно тяжело.
Отступив на шаг, она перевела взгляд на девушку.
— Так это и есть дочь Тейсы?
— Меня зовут Ника Юлиса Террина, госпожа Олия, — поклонилась та. — Я привезла вам письмо от моего отца, Лация Юлиса Агилиса.
— Госпожа Септиса уже рассказала, что им пришлось спасаться от гнева императора на самом краю земли. Бедная сестра: что может быть страшнее, чем умереть на чужбине вдалеке от родных людей? Хвала богам, хотя бы вам удалось благополучно добраться до нас, госпожа Ника.
"И эта во всем винит Наставника", — с неприязнью подумала девушка, ощущая нарастающую тяжесть в мочевом пузыре.
— Мы только что из святилища Сенела, — сказала она, мягко улыбаясь. — Позвольте мне привести себя в порядок и принести вам письмо, госпожа Олия?
— Ну, конечно! — благожелательно согласилась та, а Пласда Септиса добавила:
— Мы ждём вас у ткацкого станка.
Женщина кивнула на дверной проём со сдвинутой в сторону циновкой.
У занавеса, отделявшего семейную часть дома, навстречу Нике выскочила Дедера, но тут же отпрянула в сторону, склонившись в глубоком поклоне.
"Пошла встречать хозяйку, — отметила про себя девушка. — А Риата, небось, где-то шляется. Ох, разбаловала я её!"
Однако, на сей раз она ошиблась. Распахнув дверь комнаты настежь, невольница сидела на табуретке, и ловко орудуя иглой, зашивала старую ночную рубашку госпожи.
Заметив её саму, бодро доложила, что все вещи из корзин уложены в сундук, а отданная вчера в стирку одежда сохнет на чердаке.
К сожалению, местные рабы держат себя с ней довольно настороженно. Даже Солт после возвращения старательно делает вид, будто между ними ну совсем ничего не было. Риата предположила, что всё дело в Трите — одной из доверенных рабынь хозяйки.
Тем не менее, кое-что о потенциальном женихе своей госпожи невольница всё же выяснила. Постуму Аварию Денсиму чуть больше сорока лет, и он действительно один из богатейших людей Радла. Вот только в отличии от многих других толстосумов, пользуется любовью горожан за то, что часто устраивает бесплатные раздачи хлеба, оплачивает представления и призовые бои. Однако поговаривают, будто бы эта щедрость вызвана желанием заставить горожан забыть о его низком происхождении, поскольку Постум родился в семье императорского отпущенника.