Чтобы удержать рвущийся из груди вздох облегчения, Нике даже пришлось прикусить губы.
— Простите, госпожа Септиса, — сказала она, резво поднимаясь на ноги. — Но мне надо идти. Нельзя заставлять ждать такого занятого человека, как ваш сын.
Сурово поджав губы, бабуся неохотно кивнула и жестом подозвала статуей застывшую у стены Дедеру.
А внучка торопливо проследовала в свою комнату, где Риата аккуратно раскладывала высохшее бельё. Увидев хозяйку, она нервно сглотнула.
— Господин Септис прислал коскида, — проговорила Ника, усаживаясь перед зеркалом. — Сейчас пойдём. Найди мне новые сандалии и возьми себе мою старую накидку. Неприлично свободной женщине расхаживать по городу с непокрытой головой.
Пока невольница рылась в вещах, девушка подкрасила губы, убрала выбившийся из причёски локон и надела нефритовое ожерелье.
— Эту, госпожа? — с непривычной робостью поинтересовалась рабыня, демонстрируя покрывало, которое хозяйка носила в храме Рибилы.
— Бери эту, — легко согласилась Ника, придирчиво оглядывая верную спутницу с ног до головы. — Поправь волосы, у тебя пучок на бок съехал. Посмотрись в зеркало. Да не стоя!
Девушка поморщилась.
— Сядь, причешись, а я пока переобуюсь.
В комнату вошла хозяйка дома.
— Куда-то уходите, госпожа Ника?
— Да, — кивнула та, торопливо сбрасывая сандалии. — Ваш супруг прислал за нами господина Минуца.
И подумав, сочла нужным доложить:
— Мне ещё на два камешка нитки намотать осталось.
— Вернётесь — продолжите, — благожелательно кивнув, жена регистора Трениума посмотрела на Риату. — Госпожа решила дать тебе свободу. Не разочаруй её. Оставайся такой же верной, прилежной и старательной. Помни, боги жестоко наказывают за неблагодарность.
— Я готова жизнь отдать за свою госпожу! — пылко вскричала невольница с такой искренностью, что даже хозяйке на секунду захотелось ей поверить.
Рабыня рухнула на колени, но, к счастью, не бросилась, как обычно, целовать руки девушке, а просто помогла ей обуть подаренные сандалии.
Величественно кивнув, Пласда Септиса Денса отступила, выпуская их из комнаты.
Миновав второй внутренний дворик, госпожа с невольницей вошли в первый, где, разглядывая своё отражение в бассейне, их поджидал коскид хозяина дома.
— Хвала богам, госпожа Юлиса, — изящно поклонился мужчина. — Вы, как всегда, не заставляете себя ждать.
— Время бежит так быстро, а сделать надо так много.
— О! — вскинул брови собеседник, дожидаясь, пока привратник отодвинет засов. — Кто же из философов высказал эту мудрую мысль?
— Мой отец, — сухо ответила Ника.
Усвоив урок бабули, она решила впредь избегать шутливого тона в общении с дядюшкиными коскидами. Уловив изменение в её настроении, Минуц тоже замолчал, торопливо шлёпая подошвами сандалий по замощённому булыжником тротуару.
Метров через сто девушка внезапно почувствовала неясное беспокойство, причину которого не могла найти до тех пор, пока не обратила внимание на доносившиеся сзади вздохи и глухое, неясное бормотание. Тогда она подумала, что ей просто передалось волнение шагавшей за спиной рабыни.
Когда невольница два раза в течении нескольких минут поскользнулась, хозяйка не выдержала. Попросив коскида остановиться, Ника приблизилась к Риате и тихо прошипела:
— Да, что с тобой такое?!
— Ой, не знаю, госпожа, — невольница испуганно втянула голову в плечи. Лицо её побледнело, в глазах застыл испуг, губы кривились в беспомощной улыбке.
— Хочешь вернуться? — рыкнула девушка, оглядываясь по сторонам.
Позади, метрах в тридцати от них торопливо удалялся какой-то мужчина, показавшийся ей смутно знакомым. К сожалению, он слишком быстро завернул за угол, и рассмотреть как следует его не получилось. Решив, что на данный момент есть проблема посерьёзнее подозрительного прохожего, хозяйка вновь обратилась к невольнице.
— Господин Септис, конечно, поругается немного. Но я это как-нибудь переживу. Зато ты так и останешься тем, кем была. Ну так мы идём за твоей свободой или нет? Отвечай, и клянусь Анаид, я сделаю так, как ты захочешь!
Облизав пересохшие губы, собеседница энергично закивала.
— Пойдёмте, госпожа. Простите, госпожа. Я больше не буду…
— Привыкай отвечать за свои слова, — наставительно проворчала Ника. — Прежде всего перед самой собой.
— Да, госпожа, — пробормотала Риата. — Я постараюсь.
Девушка понимала, что в душе спутницы бушует нешуточная буря. Рождённая в неволе матерью-рабыней, она не представляла себе другой жизни и казалась, если не очень довольной, то вполне смирившейся со своим положением у самого дна местного социума. Поэтому, даже становясь отпущенницей, человеком всё ещё зависимым от прежней госпожи, Риата, тем не менее, приобретала новый, гораздо более высокий общественный статус не только для окружающих, но прежде всего в своих собственных глазах. Очевидно, эти обстоятельства и заставляли женщину нервничать.