— Подойдите, пожалуйста, ваше величество. Я перевяжу вам руку.
Увы, он опоздал.
Поднимаясь из-за стола, юноша внезапно замер, подняв к глазам лист с висевшей на краю восковой печатью, и удивлённо посмотрел на невозмутимого лекаря.
— Что это, господин Акций?
— Небольшая услуга автору письма и его адресату, — небрежно пожав плечами, тот сделал приглашающий жест, повторив. — Прошу вас, ваше высочество, мазь необходимо нанести не откладывая.
— Подожди! — огрызнулся сын императора, торопливо пробегая взглядом по корявым строчкам. — О боги, Юлису выдают за Авария!
— Видимо, да, — со вздохом повторил врачеватель.
— За этого лагира? — презрительно фыркнул Вилит.
Не услышав в его словах явного вопроса, собеседник счёл за благо промолчать.
Небрежно бросив листок на стол, принц подошёл к врачевателю, и усевшись на лавку, поинтересовался:
— Почему вы его вскрыли, господин Акций?
— Хотел убедиться в своей правоте, ваше высочество, — с прежней непринуждённостью ответил тот, осматривая руку.
— И как? — усмехнувшись, молодой человек зашипел, когда пальцы лекаря впились в отёкшие мышцы.
— Я угадал, — буркнул Акций, тронув мазь и с огорчением убеждаясь, что та всё ещё слишком тёплая.
— Вы знали, что Юлису собираются отдать за Авария? — удивился пациент.
— У меня были некоторые подозрения, — туманно ответил царедворец, решив не посвящать собеседника в подробности.
— Теперь, когда всё выяснилось, вы собираетесь отдать письмо государыне, господин Акций? — продолжал расспрашивать Вилит, морщась от осторожных движений, которыми врачеватель втирал мазь в кожу.
— Это не доставит ей удовольствия, ваше высочество, — сухо ответил тот, доставая из коробочки бинт. — Но может сильно навредить госпоже Юлисе. Вы же сами читали её предостережение.
— Да, — кивнул пациент.
— А мне бы этого не хотелось, — продолжил придворный.
— Думаете, с Аварием ей будет лучше? — усмехнулся юноша.
Но его собеседник, видя, что тот не грозит ему немедленным разоблачением, продолжил придерживаться прежней линии поведения.
— Если на то будет воля небожителей, госпожа Юлиса может остаться богатой вдовой. По всем признакам господин Аварий серьёзно болен. Но если узнают, что она просила императрицу избавить её от жениха, которого выбрали родственники, разразится большой скандал. Семья Септисов окажется опозоренной. А регистор Трениума не из тех, кто прощает подобные обиды.
Принц на какое-то время замолчал.
— Вы так говорите, будто уверены, что государыня не захочет помочь госпоже Юлисе, — пробормотал он, едва лекарь закончил перевязку.
— У меня есть причины так думать, ваше высочество, — веско заявил царедворец. — Поэтому вашей матери лучше ничего не знать об этом письме. Его нужно просто уничтожить.
— Даже если за неё попрошу я? — похоже, Вилит пропустил последние слова собеседника мимо ушей.
— Боюсь, и вы не сможете её переубедить, — покачал головой лекарь.
— И всё-таки я попробую поговорить с государыней, — неожиданно выпалил младший сын императора.
— Вы хотите погубить госпожу Юлису и доставить мне неприятности, ваше высочество? — нахмурился придворный, никак не ожидавший ничего подобного от принца, с которым у него сложились достаточно ровные, доверительные отношения.
— Нет, господин Акций, — поспешил успокоить его молодой человек. — Тут я полагаюсь на ваше мнение. Если вы считаете, что матери лучше ничего не знать о письме, пусть так и будет.
— Благодарю за понимание, ваше высочество, — поклонился врачеватель, скрывая вздох облегчения.
Уже у двери Вилит остановился.
— Господин Акций, вы читаете все письма к моей матери?
— Через меня их очень редко передают, ваше высочество, — холодно усмехнулся лекарь. — Обычно этим занимается её секретарь Авл Фабий Мелий.
— Но всё же, — нахмурился явно не удовлетворённый столь расплывчатым ответом принц.
— Я поставлен вашим великим отцом охранять здоровье его царственной супруги! — гордо выпятив грудь, надменно вскинул подбородок Акций. — Мой долг — беречь государыню от любых огорчений, которые могут нанести вред её самочувствию.
Усмехнувшись, младший сын императора вышел из мастерской, бережно придерживая перевязанную руку, покоившуюся на перекинутой через плечо косынке.
Задвинув за ним засов, врачеватель взял со стола злополучное послание и бросил на угли очага. Папирус моментально вспыхнул. Наблюдая за тем, как пламя жадно пожирает взывавшие о помощи строчки, царедворец с грустью надеялся, что хотя бы в ближайшее время ему не придётся разговаривать о Нике Юлисе Террине.