Набросившийся на девушку с обвинениями в самозванстве сенатор Сцип Аттил Кватор явно рассчитывал смутить её, а то и довести до слёз. Но неожиданно для всех получил резкий отпор. А когда она решительно встала на защиту доброго имени своего отца, Акций не смог удержаться от довольной улыбки. Хотя подобное поведение госпожи Юлисы пришлось по душе далеко не всем зрителям. За его спиной кто-то тихо, но от всей души возмущался тем, как вызывающе и нагло разговаривает с уважаемыми людьми сия непочтительная особа. Самому врачевателю не приходилось видеть, как ведут себя женщины, вызванные на заседание Сената, однако он пребывал в полной уверенности, что у большинства из них не хватило бы духу даже повысить голос, не то чтобы прерывать выступающего сенатора.
С интересом наблюдая за дальнейшим развитием событий, царедворец всё сильнее ощущал некую неуловимую странность, выбивавшуюся из привычных, установленных канонов.
Голос госпожи Юлисы всё яснее начал выдавать её усталость, а сенаторы всё не переставали задавать вопросы, требовать разъяснений, комментировать. Зрелище понемногу становилось скучным, и наиболее нетерпеливые из зрителей потянулись к выходу.
Но только тогда, когда девушка передела перстень господину Фабию, охранитель здоровья государыни внезапно сообразил, что же не давало ему покоя всё это время? Госпожа Юлиса не испытывала к сенаторам абсолютно никакого почтения! Страх ощущался. Она явно понимала, что от этих людей во многом зависит сейчас её судьба. Отсюда и пафосная речь, сделавшая бы честь какому-нибудь провинциальному ритору, и строгое соблюдение этикета, и мелькавшие в голосе нотки просительного отчаяния. А вот уважения и того преклонения перед самим местом, где столетия решалась судьба Радла, девушка похоже совсем не ощущала.
Видимо, Лаций Юлис Агилис, как ни старался, не смог воспитать свою дочь истинной радланкой, не сумел привить ей надлежащего почтения к символам государства и основам радланского общества. Всё-таки оторванность от родины и жизнь среди дикарей сыграли свою негативную роль в формировании личности Ники Юлисы Террины.
А вот историю она знает хорошо. Очевидно, отец много и подробно рассказывал ей о славном прошлом великого Радла. Все приведённые девушкой примеры оказались достаточно красноречивы и как нельзя лучше подходили к описываемой ситуации.
Акций обратил внимание на то, что госпожа Юлиса время от времени поглядывает в сторону выхода из зала, словно спрашивая совета или проверяя чью-то реакцию на свои слова. Наверное, там стоял кто-то из её близких, возможно, дядя. Сам лекарь из своего окна этого разглядеть не мог.
Посещая дом Септисов, он встречался с тётей и бабушкой девушки, а вот самого регистора Трениума не застал. Более того, врачеватель даже не помнил: видел ли он когда-нибудь сего достойного гражданина?
Царедворцу почему-то казалось, что дядюшке не очень нравится то, как вольно племянница общается с сенаторами. Поэтому, едва викесарий объявил о том, что госпожа Юлиса может уйти, лекарь направился к выходу, рассчитывая понаблюдать за господином Септисом, дабы лишний раз убедиться в своей правоте.
Однако стоявший рядом с девушкой мужчина в дорогом плаще в силу молодости вряд ли мог служить регистором Трениума. Кроме того, здесь же присутствовал и принц Вилит Тарквин Нир с парочкой приятелей. Попадаться им на глаза хранителю здоровья государыни совсем не хотелось, и он торопливо спрятался за изгибом стены уже изрядно опустевшего коридора.
Врачеватель не особенно удивился тому, что сын императора захотел присутствовать при разговоре госпожи Юлисы с сенаторами. То мимолётное увлечение странной путешественницей из-за края земли признаки, которое проявил Вилит во время краткой остановки в усадьбе Маврия, неожиданно получило дополнительный толчок, когда не иначе как по капризу кого-то из богов молодой человек смог прочитать адресованное императрице письмо. Акций до сих пор не мог простить себе той оплошности.
Успевший достаточно хорошо изучить характер младшего сына Константа Великого придворный полагал, что продолжение знакомства с принцем вряд ли принесёт пользу госпоже Юлисе, но вмешиваться не собирался, оставляя заботу о благополучии девушки её родственникам.
Вернувшись к окну, царедворец стал с интересом наблюдать за вспыхнувшей в зале дискуссией. Если поведение Сципа Атилла Кватора и парочки его приятелей казалось понятным и предсказуемым, то активность других сенаторов на взгляд хранителя здоровья государыни выглядела явно чрезмерной.