Вызванное этим неудобство с лихвой компенсировалось красочностью зрелища. Впереди процессии, громко бухая по каменной мостовой подкованными железом башмаками и нестерпимо сверкая ярко начищенными доспехами, вышагивали полтысячи отборных телохранителей императора. За ними, оглашая воздух свирепым рёвом боевых труб, которые тоже слепили глаза своим блеском, двигались пятьдесят музыкантов. Далее два десятка мускулистых чернокожих невольников несли роскошный паланкин, щедро украшенный золотом, слоновой костью и самоцветами.
Одетый в шёлковую, багрового цвета тунику и такого же цвета расшитый золотыми узорами плащ, Констант Тарквин Лаврий с мягкой отеческой улыбкой на покрытом морщинами мужественном лице снисходительно взирал на добрых подданных, приветствовавших его громкими криками и цветами, заранее розданными императорскими рабами.
Следом за носилками государя, сохраняя приличествующую своему положению солидность, торжественно ступали придворные. Человек тридцать или сорок. Те, чьи услуги могли вдруг срочно понадобиться его величеству.
И замыкали шествие ещё полтысячи телохранителей.
Как умный человек и опытный царедворец Бар Акций Новум счёл за благо не появляться в поле зрения царственного супруга своей любовницы и, понаблюдав из-за угла за прибытием процессии, спустился в мастерскую. А вот Крис, ещё не успевший насмотреться на подобные представления полдня проболтался в саду и на кухне, выпытывая у знакомых рабов подробности встречи императорской четы.
Полюбовавшись на распустившиеся цветы, государь с супругой и сопровождавшие их лица изволили отобедать в летней столовой, где их слух услаждал известный певец Виталис Элифский, получивший от императора за своё несравненное искусство перстень с сапфиром.
Подкрепившись, супруги удалились в личные покои государыни, проведя там не менее двух часов. Затем его величество Констант Тарквин Лаврий Великий отбыл из Цветочного дворца.
Рассказывая, ученик, улыбаясь, смотрел на лекаря, явно ожидая похвалы, но тот только спросил:
— Государыня выходила его провожать?
— Да, наставник, — с плохо скрытой усмешкой кивнул молодой человек. — И выглядела она очень довольной.
— Вот как? — впервые за всё время его повествования проявил интерес Акций. — Сам видел?
— Сам, наставник, — подтвердил Крис. — Государыня проводила мужа до носилок и даже помахала ему вслед.
Последнее обстоятельство удивило и озадачило врачевателя больше всего.
Примерно через час императрица потребовала его к себе.
Одетая в просторное лёгкое платье, без парика и с распущенными по подушке волосами она лежала на кровати, полузакрыв глаза. На усталом, лишённом косметики лице застыло выражение отрешённости.
— У меня что-то ноги разболелись, господин Акций, — проговорила женщина, глянув на него из-под полуприкрытых век.
Внимательно послушав пульс, заглянув в глаза и в рот, лекарь с облегчением убедился, что пациентка просто очень устала. Видимо, разговор с супругом получился далеко непростым.
Успокоив государыню, охранитель её здоровья предложил:
— Если желаете, я сделаю вам массаж, ваше величество.
— Это будет совсем нелишним, — оживилась та.
Растерев в ладонях капельку душистого масла, он принялся осторожно разминать ей ступни.
Довольно улыбнувшись, Докэста Тарквина Домнита блаженно прикрыла глаза.
— А он и в самом деле ещё не выбрал невесту для нашего сына. И от Аполии Комены тоже, кажется, не в восторге. Но почему-то очень хочет женить Вилита. Говорил об этих гадких слухах, которые позорят нашу семью.
Она возмущённо фыркнула:
— На себя бы посмотрел! Шляется повсюду со своей мереттой!
— Когда женили их высочеств принцев Гания и Сельвия, государь сразу назвал семьи, с которыми желал породниться, — попробовал вернуть мысли собеседницы в конструктивное русло врачеватель.
— Видимо, с тех пор действительно многое изменилось, — со вздохом проговорила императрица, переворачиваясь на живот. — Судя по всему, даже он устал от наглости Септиев, но не желает с ними ссориться.
Акций перебрался со ступней на икры.
— А ещё, — рассмеялась, как девчонка, государыня. — Он спросил: кого бы я хотела видеть женой Вилита?
Провались в комнате пол, разверзнись потолок, являя миру кого-нибудь из небожителей, царедворец удивился бы меньше. Только многолетний опыт и крепкие нервы позволили ему удержаться от удивлённого восклицания, но пальцы всё же дрогнули.