Он снова приник к ее губам. Поцелуй обещал быть долгим и страстным. Но Джед быстро отстранился.
— Ты сводишь меня с ума, — хрипло пробормотал он, — но, если мы продолжим в том же духе, нас арестуют за оскорбление нравственности.
Брук уже не волновало, что их кто-то может увидеть. Никогда в жизни она не испытывала такого возбуждения.
Джед быстро глянул на часы.
— Уже почти восемь. Тебе пора.
Покидать его общество не входило в ее планы. Не сейчас. Она сама решит, как ей справлять свой день рождения — и с кем.
— Ты прав, — сказала она. — Только идти пора не мне, а нам. Прямиком в мою квартиру. Потому что, если мы этого не сделаем, я за себя не отвечаю. И нас точно арестуют.
Он выглядел ошеломленным.
— А как же твой семейный ужин?
Брук приложила палец к его губам. Часть ее сознания ужасалась тому, что происходит. Но она уже ничего не могла с собой поделать. Джед разбудил в ней женщину. Страстную женщину.
— Я могу поужинать с семьей потом. Сейчас у меня другие планы.
Он широко улыбнулся:
— И какие же?
Если бы она не хотела так сильно его поцеловать, то залепила бы пощечину за деланое непонимание.
— Увидишь, — пообещала Брук.
Джед взял ее лицо в ладони и серьезно спросил:
— Ты уверена, что хочешь именно этого?
— Как никогда в жизни, — уверила она его.
На самом деле Брук пугало только одно: осознание того, что она готова влюбиться в доктора Грейнджера и забыть клятву никогда больше не поступать так неразумно, никогда не наступать на одни и те же грабли.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Как только Брук открыла дверь своей квартиры, зазвонил телефон. Она была готова поклясться, что звонит мама. Джед еще возился в прихожей, и девушка надеялась, что успеет переговорить с матерью до того, как он окажется в комнате.
Брук сняла трубку, лихорадочно придумывая оправдания своего отсутствия на семейном ужине.
— Алло?
— Брук, это ты? — раздался в трубке голос матери.
— Да, мам. Я только вошла.
— Задержалась на работе?
Брук едва не сказала «да», но потом решила не лгать. В конце концов, она взрослая девочка и может жить так, как считает нужным.
— Я встретила друга, — обтекаемо ответила девушка. — Мы решили немного выпить. Это заняло больше времени, чем я планировала.
— Но вы скоро закончите?
— Извини, мам, но я не приду сегодня на ужин, — собравшись с духом, сообщила Брук.
— Но, Брук, дорогая, я запекла мясо, — огорчилась мать.
Как будто ты не запекаешь его каждый вторник, подумала Брук.
— По-моему, папа и Мишель с удовольствием его съедят, правда?
— Да, конечно, — голос матери звучал разочарованно.
Брук почувствовала укол вины. Чтобы избавиться от угрызений совести, она быстро предложила:
— Давай позавтракаем завтра вместе? Мне на работу только к девяти.
— Хорошо, дорогая. Отдыхай. В конце концов, это твой день рождения.
Точно.
— Спасибо, мам. А Мишель там?
— Конечно.
— Можно ее на минутку?
Пока она ждала, слушая тишину в трубке, на пороге комнаты появился Джед. Ее сердце подпрыгнуло к горлу и застучало в бешеном ритме. Ладони мгновенно вспотели.
Джед на цыпочках вошел в комнату и остановился позади Брук. В это время в телефонной трубке послышался голос Мишель:
— Где ты, черт возьми? Я уже целый час развлекаю мамочку.
Брук проигнорировала недовольный голос сестры. Ее в этот момент беспокоило другое:
— Она сильно волновалась?
— Не больше, чем обычно. Она купила замороженный пирог. Я хотела, чтобы он был шоколадным, но она напомнила мне о твоей аллергии.
— Бедняжка! — с чувством произнесла Брук, стараясь не рассмеяться.
— Ты скоро придешь? — поинтересовалась сестра.
— Нет. Я не одна.
— С кем? — живо спросила Мишель.
— С одним человеком.
После непродолжительного молчания на другом конце провода уточнили:
— Ты имеешь в виду его?
Как раз в этот момент Джед обхватил руками ее талию и прижался щекой к шее.
— В яблочко, — ответила Брук, едва справляясь с дыханием.
— Я хочу сказать тебе пару слов.
— Что такое? — чувствуя слабость в коленях, она прислонилась к груди Джеда, наблюдая, как он сосредоточенно возится с пуговицами на ее блузке.
— Безопасный секс, — с расстановкой произнесла Мишель.
— Я позабочусь об этом, — прошептал Джед. Он явно слышал слова Мишель.
Брук становилось все труднее вести беседу. Она не могла думать ни о чем другом, кроме поцелуев Джеда, прокладывающих дорожку у нее по шее.