Я кивнул, уже ощущая себя уставшим. Он не был таким большим, как Гейб или я, но он явно мог оказать сопротивление.
— Что вы делаете с ними?
Я обернулся и увидел Маккензи рядом, на её лице застыло выражение озабоченности.
— Не беспокойся, — сказал Джесси. — Они мои друзья. Они хотят быть здесь.
— Я не знаю, как отблагодарить тебя, — Арон повернулся к Джесси. — Мы знали, что что-то было не так, но мы никак не могли ухватить суть. Спасибо тебе. Большое спасибо.
Джесси покачал головой.
— Когда пройдет три дня, тогда и отблагодаришь. Пошли. Отведу тебя к Доктору Саре.
Они пошли вперёд, и пока я смотрел им вслед, я нерешительно заговорил с Маккензи.
— Я знаю, ты думаешь, что я лжец. И я понимаю тебя, но если ты хочешь убедиться, что внутри тебя есть то, что дурманит твой разум, ты должна пойти посмотреть. Думаю, стоило найти кого-то помладше, чтобы помочь девочке. — Я смотрел на неё, умоляя её пойти. Мне нужно было, чтобы она поняла, что это было правдой.
Она словно собиралась уйти, но затем вздохнула.
— Ну ладно, но только потому, что я и так знаю, что ты не прав. — Она пошла впереди меня, а я почувствовал облегчение и грусть одновременно. Я вовсе не испытывал восторга от того, что она должна была сейчас увидеть.
Это было ужасно. Я никогда не видела, что бы люди вели себя так. Маленькая девочка, Элейн, лежала в кровати и рыдала, пока мы с Алисией были с ней рядом. У неё, казалось, не было сил на большее. Время от времени она поднималась, когда чувствовала рвотные позывы и склонялась над ведром. Алисия поила её водой, и она снова засыпала. По крайней мере, я не была в соседней комнате, где её брат выкрикивал матерные слова. Я чувствовала, как его или чьё-то тело со всей силы периодически ударялось об стену. Определённо, ему было нелегко.
Мне ничего не оставалось, как признать, что Дилан был прав. Я пыталась найти другие объяснения происходящему, но не могла. Дело было в еде.
Пока Элейн спала, я спросила Алисию, было ли всё это правдой, и это ли она имела в виду, когда говорила, что хотела свободы.
— Да. Я знала, что что-то было не так. С одной стороны, мне было плохо, я не могла есть ещё несколько дней, и я прошла через подобный процесс. Но затем, — она замолкла, качая головой. — Всё прояснилось. Я ела понемногу в течение ещё пары дней, я шла на поправку и стала осознавать такие вещи, которые я раньше даже почувствовать не могла. Например, то насколько сильно я любила свою маму. Я была не просто к ней привязана, а действительно очень, очень любила её.
— Впрочем, мы с Таней были соседями. Я поделилась с ней своими чувствами, но она уже всё знала. Мы решили, что мы лучше будем чувствовать по-настоящему, чем вообще ничего не ощущать, и мы сбежали. Моника нашла нас в лесу, как раз в тот момент, когда мы собирались сдаться и вернуться. Мы умирали с голода.
Я обдумала ее слова:
— Но если ты так сильно любила маму, как же ты её так просто оставила?
— Но я хотя бы могу чувствовать, что люблю её. Я могу скучать по ней. Я знаю, это кажется довольно слабой заменой настоящему пребыванию с ней, но все равно мысленно я с ней, — сказала она. — Ты не сможешь понять, пока сама не почувствуешь.
Я попыталась прислушаться к себе. Если и была возможность это сделать, то нужно было использовать её прямо сейчас. Время близилось к обеду, и теперь когда я об этом подумала, мне показалась, что моя способность улавливать суть вещей улучшилась, начиная с того момента, как я позавтракала. Я попыталась докопаться до истины и почувствовать хоть что-нибудь.
Я закрыла глаза и сделала попытку. Я сжала руки, нахмурила лоб и постаралась заставить себя почувствовать что-то ещё, кроме удовлетворенности, умиротворенности, что-то, что выходило за рамки уюта и совершенного счастья, которое я хотела разбавить каплей печали.
В дверь постучали. Это была доктор Сара.
— Маккензи, тебе нужно поесть. Дилан передал тебе твой обед, — сказала она, входя в комнату, и села на моё место. — Вторая дверь налево.
Разочарованная своими безуспешными попытками, я вышла. Я открыла вторую дверь слева и обнаружила там Дилана, который сидел на одной из двух кроватей в комнате. На его коленях был поднос с едой для него, а мой поднос стоял напротив.
— Что случилось? — воскликнула я. У Дилана был фиолетовый синяк под глазом.
Он лишь слегка пожал плечами.
— Остин хороший боец. Думаю, ты слышала.
— Да, но всё же… — Я подошла к нему и легонько коснулась пальцами синяка. Его кожа была тёплой. — Тебе надо показаться Доктору Саре.
— Уже показался, — сказал он. — Ничего не поделаешь, надо ждать, когда само пройдёт. Он на мгновение заколебался. — У тебя нежные руки.
Я отвела взгляд от припухлости на его лице и посмотрела ему в глаза. В их глубине было что-то спрятано. Я не знала, что мне делать, поэтому я села на другую кровать, где меня поджидал мой обед.
Я содрала плёнку и обрадовалась, что еда была ещё горячей. Её можно было есть, когда она была и комнатной температуры, но все же горячей было лучше. Я взглянула на то, что ел Дилан. Суп и миска сочных ягод. Он поймал мой взгляд и стал что-то обдумывать у себя в голове. Он взял одну ягоду клубники и протянул мне.
— Всего одну, — сказал он.
Я ощутила некое… душевное волнение. Было похоже на то. И на мгновение я перестала ясно соображать. Я должна была забрать у него ягоду руками, но я этого не сделала. Вместо этого, я наклонилась и взяла её зубами из его рук, прикоснувшись губами к его пальцам.
На меня нахлынуло всё разом. Вкус чего-то очень свежего у меня во рту, желудок словно перестало скручивать, а ещё — выражение глаз Дилана.
Его глаза. Я пристально всматривалась в них и поняла, что они были зелёно-голубого цвета, как в моём сне. Он посмотрел на свои пальцы, которые всё ещё держали хвостик от клубники, а затем снова на меня.
Я не могла со всем этим справиться. Я зачерпнула горсть еды со своей тарелки, чего-то мягкого, безвкусного, и отключилась.
Это были три долгих дня, но оно того стоило. Элейн бегала по полю, оживленная и радостная, у всех поднималось настроение, когда они смотрела на неё. До этого момента у неё скорее всего никогда не появлялось желания побегать. А Остин, как оказалось, был не таким уж и плохим парнем. Каждый раз, когда он встречался со мной взглядом, он снова и снова извинялся.
Джесси немного расслабился, когда снова обрёл своего потерянного друга, а все вокруг были рады, что среди них появились новые лица. Все, кроме Маккензи. Она внимательно за ними наблюдала, и мы все понимали почему.
Было ясно, что правда беспокоила её, и не только потому, что её обманули, а ещё и потому, что она не могла решить хочет ли она измениться или нет. Я почувствовал это ещё тогда, в тот день у Доктора Сары. Она посмотрела на меня и почувствовала что-то, что её испугало. Я был тоже напуган.
Я пытался держаться на расстоянии от неё, чтобы она могла решить, что ей делать самостоятельно, но я не мог больше избегать её. Я нашёл её на пристани на нашем маленьком озере, она опустила одну ногу в воду и размышляла. Она услышала меня и оглянулась.
— Не против, если присоединюсь? — спросил я. Она кивнула головой, и я сел около нее.
Она долго молчала, но я был не против. Мне просто было приятно сидеть рядом с ней. Мне показалось забавным, что она продолжала приходить на пристань, опускала ноги в воду. Многие люди утрачивали всякую способность чувствовать, не могли различать температуру или предметы на ощупь. Даже в одурманенном состоянии, она могла оценить такие вещи.
— Где твои родители? — спросила она.
Я не любил говорить на эту тему, но учитывая, что я сделал с ней, я решил, что я ей обязан.
— Они в тюрьме. Их арестовали, когда они пытались рассказать всем о наркотиках. Но, видимо, пытались рассказать не тем людям. Джесси пообещал им, что присмотрит за мной, когда за ними пришли копы, а через два часа мы уже были тут. Мои родители помогали строить это место.