Мы спустились вниз и пошли по дороге, ведущей в лагерь. Эйм держала меня за руку, когда мы могли идти рядом. Сладкие мгновения. Я буду их ценить.
Я помогла накрыть наш завтрак, который состоял из ягод и кусков вчерашней мутной жижи, уже затвердевшей. Эйм вытащила чемодан из-под брезента, под который мы его вчера спрятали. Она прочистила пистолет, которому дала имя Вольтер, и отполировала свои инструменты. Вскоре подошли первые клиенты.
Первым пришел парень, которому на вид было четырнадцать или пятнадцать лет; он хотел починить подводную ловушку для черепах и раков. Затем пришел его друг, который попросил её помочь разобрать двигатель для лодки. На самом деле, он уже его разобрал и хотел вместе с ней собрать его обратно.
Эйм попросила перерыв после нескольких часов работы, чтобы проведать Двейна. Она хотела принести ему сливу, одну из тех, которые мы собрали на закуску. Я сидела рядом с инструментами и ждала её возвращения. Тень закрыла от меня теплое солнце, и я выглянула из-под навеса.
— Привет.
Голос какого-то парня. Всё, что мне было видно, это его силуэт. Словно затмение, золотое свечение обрамляет тьму.
— И тебе привет.
— Ты не Эми.
— Неа.
Он проворно сел рядом, скрестив ноги.
— Значит, ты, должно быть, Долорес. Я Роб.
Он протянул мне руку, и я пожала её.
Наконец-то я его увидела. Парень был даже красивее, чем рассказывала Эйм. Вот чёрт. Волосы словно медь, зачесанные назад, мягкие и блестящие, ниспадающие из-под широкополой соломенной шляпы. Глаза большие, странного бледно-голубого цвета. Веснушки, словно корица, рассыпались по всему его лицу, курносому носу и длинным рукам; одет он был в футболку с черно-белым принтом. Веснушек не было только на его шее, белой как мороженое, к которой хотелось…нет. Это же Эйм помешана на нём.
Его ладони были немного влажными. Пальцы — сильными и длинными. Хватит об этом думать.
— Эйм тут где-то неподалеку, вернется через несколько минут, думаю, если хочешь, можешь подождать.
— Конечно.
В уголке рта он держал маленькую веточку. Его губы были розовыми, какими-то слишком тонкими для белокожего парня. Вот чёрт.
— А где твоя гитара? — спросила я.
— Оставил дома, в бункере. «Цапли» присмотрят за ней, с ней слишком тяжело путешествовать. Но я взял губную гармошку.
Он убрал палочку и достал нечто длинное, блестящее, черно-серебряное. Он наиграл печальную песенку, довольно-таки медленную, только в некоторых моментах её темп убыстрялся, в то время как заканчивалась одна мелодия и начиналась другая. Затем он наиграл что-то быстрое и джазовое. Затем ещё одну песню, которую я узнала:
— Фейерверк.
Эйм тоже её узнала. Или его, в любом случае, она бежала где-то позади меня и кричала его имя:
— Роб! Роб!
Она заключила его в объятия.
— Я так рада! Я так рада!
Он обнял её в ответ. Они оба рассмеялись и посмотрели друг другу в глаза.
— Ох, как…
— А ты…
Они заговорили одновременно и замолчали тоже синхронно. Мило.
Вслед за Эйм показался Двейн. Он стоял, засунув руки в передние карманы и оглядывался по сторонам так же неловко, как чувствовала себя я.
Роб и Эйм выпустили друг друга из объятий.
— Кто это? — спросил он её, присаживаясь на корточки, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом ребенка.
— Я Двейн. Я приехал сюда из Иссакуа.
Он произнес за один раз больше слов, чем я когда-либо от него слышала.
Может быть, ему нравились белые парни.
— Довольно далеко. Но я встречал тех, кто были из ещё более дальних мест.
— А ты кто?
— Я Роб. Я живу в Форт Ворден, это по другую сторону пролива.
— Иссакуа в двадцати двух милях от Сиэтла.
— Ну, а девчонка, о которой я как раз хотел тебе рассказать, переплыла океан до Форт Вордена из Лилона. Это на Филиппинах. Шесть тысяч миль.
— Не может быть!
— Да говорю тебе.
В это время Кёртис вернулся с детской площадки. Он поздоровался и потянул Двейна обратно, обещая, что тот сможет искупаться.
— Ну а вы сможете быстро собраться.
Гремучие хотели, чтобы мы уехали ещё вчера. Пока Роб был на собрании комитета и рассказывал новости из Лилона: большая часть Филиппин была недосягаема для электромагнитных импульсов и других техно-киллеров, которых запустили на первых порах всеобщей паники, Эйм собирала свои инструменты в чемодан, а я отправилась на поиски грузовика. В домике, в котором хранился бензин, мне указали на остатки служебной дороги. Двенадцатилетние парковались в самом её конце, они как раз заканчивали закапывать яму, которую недавно выкопали и утрамбовывали грязь лопатами. Пустые бочонки из-под Лайквайса валялись на боку в куче сосновых опавших иголок.
— Спасибо, — сказала я. — Мы как раз хотели сделать это.
— Всё в порядке, — сказала та, что постарше. — Быстро управились.
— Точно.
Её друг, кажется, был не из тех, кто врёт.
— Мы закончили, и никто ничего не выпил.
— А ты когда-нибудь…
Маленькая девочка стукнула старшую по голове.
— Прекрати! Я всего лишь хотела спросить!
Она снова повернулась ко мне.
— Ты сама когда-нибудь пробовала Лайквайс?
Всего один раз. Одна единственная доза — минимальный риск. Я слышала о взрослых, с той же историей, что и у меня: двадцать четыре, двадцать пять лет и всё еще не Иные.
— На вкус, как собачьи слюни, — сказала я. — Словно жуки в банке с клеем.
— Фуууу!
Они скривили лица и захихикали. Я думала о тех вопросах, которые они мне так и не задали, пока мы шли к грузовику. О том, какие ощущения были после Лайквайса, что случилось потом, когда он уже был внутри меня.
Это было похоже на сон. В нём моя мама никогда меня не била, а отец не напивался. Я жила в одном доме с Эйм. Наркотик действовал очень специфично: у нас был желтый дом с белой каймой, обнесенный частоколом. У нас была собака по имени Квинси Джонс и попугай по кличке Сэм.
Государства правили народом. У нас был ребенок и работа. Я помню, что ложилась спать, а затем просыпалась, немного скучала на работе, но в целом, я была счастлива. Очень счастлива.
Казалось, сон длился целую вечность. Я вырубилась на целых восемь часов.
Мы могли бы поехать напрямик в Форт Ворден, если бы Эйм не захотела посмотреть на Спейс-Нидл[6].
— Да брось, когда нам ещё выпадет такой шанс?
Я закатила глаза.
— Ты можешь на нее полюбоваться с любого гребанного места, Эйм. Спроси их, видят ли они её.
Я указала на девочек на возвышенности в пятьдесят футов.
— Окей. А потрогать, я хотела её потрогать.
Наша первая ссора.
Конечно же, Роб был на её стороне.
— Да, конечно, грузовик не так-то легко вести, но нам нечего делать в Такоме. И в Олимпии тоже, даже не знаю, что или кого нам искать на юге. Я сказал капитану в Эдмондсе, что вернусь через неделю. Может он что-нибудь нам подкинет? Даже если мы вернемся рано, это лучший для нас вариант. Едем на север. А там и Спейс-Нидл недалеко.
Эйм посмотрела на меня.
— Вы, черт возьми, конечно же, правы! — сказала я.
Я снова села за руль. Эйм села посередине, и снова она не со мной.
Гремучие подсказали нам, какие места лучше объезжать стороной, и я старалась изо всех сил. От улицы Рейньер я ехала наугад, и иногда заезжала не туда. А иногда я выбирала совсем неплохой путь, если, конечно, на дороге не были ямы и слишком непреодолимые преграды для транспорта. Мы никого не встречали вокруг, кроме следов чьего-то присутствия: скрученные провода, связки дров — неудивительно, ведь любой, кто участвовал в вылазках, очень наблюдателен. Группы людей в основном базировались в парках, где можно было выращивать урожай, но мы старались объезжать их стороной.
Поздно вечером мы приехали в центр Сиэтла. У нас совсем не осталось времени, чтобы искать ночлег.
6
Спейс-Нидл (англ. Space Needle — «космическая игла») — самая узнаваемая достопримечательность на северо-западе тихоокеанского побережья США и символ города Сиэтл.