— Я знаю, что ты не Гражданин. Но у тебя же есть имя.
Тетч застонал. Он стал ощупывать всё вокруг в поисках того, на что можно было бы облокотиться, нашел металлическую планку, на которой сидел парень, и подтянулся к ней. Он специально сильно потянул за веревку, сковывающую их, чтобы проверить, насколько тяжелым и сильным был парень. Тот чуть было не свалился. Тетч улыбнулся.
— Если бы Государство заботилось о людях, обо всех людях, а не только о тех, у которых красивые дома, никто бы из нас тут не сидел.
Тетч высморкался. Он уловил запах одеколона.
— Быть может, ты и не уличный, но всё равно воняешь.
Парень, сидящий на планке, замер.
— Я не воняю.
— Ещё как. Правда не мусором и не мочёй. Дай-ка угадаю. Какой там парфюм, что сейчас брызгают на себя новички Партии? Преданность № 4?
Он наклонился ближе к парню и поглубже вдохнул.
— Нет, думаю это Непотизм[8]. — Он рассмеялся и сморщился от боли в голове.
— Это не парфюм. Это одеколон. К тому же не мой…
— Что ж, ты насквозь провонял им. Либо ты лжешь, как мальчик-паинька из Партии, либо ты дал кому-то попотеть в твоей футболке…
— Попотеть в футболке?
— Точно. Не слышал разве о таком?
— Нет.
Через секунду парень подавил смешок.
— Но ведь неплохой же одеколон.
— Нет, конечно, нет.
Они сидели в тишине какое-то время.
— Это не из-за того, что мы нарушили комендантский час.
— Нет.
— Дерьмо. В чем они меня обвиняют?
— Не знаю. Я вообще ничего не знаю. Они вербовщики.
Вербовщики. Он вырос со своей старшей сестрой, которая только и делала, что рассказывала страшные истории о таких людях, которые похищали детей, стоило лишь приоткрыть окно для проветривания комнаты. Любой Рабочий мог рассказать о ком-то, кто настолько разозлил Государство, что «исчез» или был «завербован» на службу.
Теперь и он был на грани исчезновения.
Тут Тетча вырвало, и вся еда, на которую он потратил свой заработок, чтобы ненадолго забыть о голоде, после того как он слишком долго и часто работал, вышла наружу. Не так уж и много жижи было на полу, но вонь быстро перебила запах одеколона.
— Они везут нас на Линию Фронта, — сказал Тетч, утирая губы.
— Думаю, да. Я пытался образумить их. Они не могут вот так просто забрать Гражданина с улицы… То есть, я имею в виду…
Тетч пялился на него, заметив смущение на лице парня и красноту его щёк.
— Прости. Послушай. То, что ты Рабочий, а я нет, ещё не делает нас врагами, мы не обязаны ненавидеть друг друга. Мне нравятся Рабочие…
— Сейчас умру от счастья. Всё сразу меняется к лучшему, ведь я теперь знаю, что ко мне прикован Тот, Кто Симпатизирует Рабочим.
Парень заморгал. Затем отвернулся. Очень вовремя. Тетч закрыл глаза и притворился, что спал. Быть может, его сердцебиение угомонилось бы. Линия Фронта. Вот дерьмо.
Фургон замедлил ход. Аллард посмотрел на молодого Рабочего, который открыл глаза.
Вдруг раздался звук взрыва. Лопнули шины. Фургон затрясся, стал наклоняться и заваливаться на бок.
Аллард оказался верхом на парне. Он ощутил, насколько потной и горячей была его кожа по сравнению с его собственной. У Рабочего были ореховые глаза.
— Ты в порядке? — спросил Аллард.
— Буду в порядке, когда ты слезешь с меня. Что произошло?
Они прислушались. Кто-то начал кричать. Вербовщики в ужасе выкрикивали слова на незнакомом языке. Выстрелы. Эти звуки парализовали Алларда. Он вплотную прижался к Рабочему так сильно, как только мог. Это инстинкт, твердил он себе, инстинкт схватиться за кого-нибудь в поисках спасения, когда ты напуган. Рабочий попытался оттолкнуть его и подняться, но Аллард прошептал ему на ухо, чтобы он не двигался. Он точно не был уверен, какое решение было бы самым мудрым, но в его представлении было бы глупо привлекать к себе внимание, находясь в кузове фургона. Он не знал, что творилось снаружи, но пока никто не знал, что они были внутри, они были бы в безопасности. Хотя бы отчасти.
Крики прекратились. Их не стало хуже слышно. Они просто оборвались.
— Что это такое? — беззвучно произнес Рабочий одними губами.
Он не знал, кажется, все годы инструктирования прошли впустую. Аллард просто смотрел в прекрасные ореховые глаза. У Кита были красивые глаза, но не орехового цвета. Чудесные ореховые глаза, к которым не прикасалось Государство, которые просто были результатом творения генетики.
Что это было?
Тяжелые шаги. Множество. Как будто вокруг фургона вышагивала толпа людей. Нет, не толпа, потому что в их шагах был четкий ритм, как будто они маршировали на военном параде. Это замечание, которое было таким неуместным, но тем не менее, таким точным, что заставило Алларда улыбнуться, что должно быть привело Рабочего в замешательство: он был совсем растерян.
— Как будто тысячи людей на параде, — прошептал Аллард.
Затем тот, кто был снаружи, начал колотить по стенам фургона. Удары заглушили всё еще играющую музыку, хотя динамики в фургоне почти что умерли, как будто им хотелось превратить фургон в металлический барабан и передать сигнал о своей жестокости всему Государству. Аллард закусил губу. Он улавливал ритм, размеренность, которая мучила его сознание, которая была так знакома ему. Где он мог слышать это раньше?
Дробь была недолгой. Снова послышался звук бесчисленных шагов, которые в унисон топтали твердую почву. Но они удалялись прочь, и скоро всё стихло.
Пот капал с его лба прямо на подбородок парню, на котором росла первая редкая бородка. Он на секунду засмотрелся, как вздымалась грудь Рабочего под ним. Вверх и вниз. И вдруг понял, что еще пару часов назад он бы отдал всё за то, чтобы оказаться в такой же позиции с Китом. Кит стал бы отталкиваться, смеяться, но вот теперь Аллард находился с тем, кто, возможно, являлся более соблазнительным.
У него появилось сильное желание приблизиться к нему и поцеловать Рабочего. Он еще никогда никого не целовал. Он смотрел много видео о том, как это делалось, и хотел познать эти ощущения. Оно было бы только у него во рту? Он подозревал, что всё тело откликнулось бы на поцелуй, хотя только губы касались бы друг друга.
Запах пота и какой-то интимный аромат, исходящий от Рабочего, наполнили его легкие. Это был вовсе не неприятный запах. Совсем не противный. Он сфокусировался на своих чувствах, а не на том, что происходило снаружи и не на Ките, а затем глубоко вздохнул.
— Думаю, они ушли, — прошептал Рабочий.
— Фууух.
Рабочий зашевелился под ним, затем замер.
— Тебе это нравится.
Аллард вдруг понял, что у него была эрекция, и он невольно прижался им к ноге Рабочего.
— Прости.
Но Рабочий самодовольно ухмыльнулся, что одновременно и смутило, и успокоило Алларда, который уже поднялся на ноги. Рабочий, конечно же, сделал тоже самое, ведь веревка всё еще соединяла их запястья. Пока он высматривал что-то сквозь одну из дыр от пуль в фургоне, Аллард неотрывно смотрел на него.
Тетч не знал, должен ли он был рассказать Гражданину то, что увидел сквозь пулевые отверстия. Он и сам не был в этом уверен. Разве могли существовать металлические пауки? Должно быть, он просто увидел кусок металла, который оторвало от фургона.
— Всё выглядит… достаточно спокойно.
Он обернулся к Гражданину, чей интерес уже снизился достаточно, чтобы не быть таким заметным, но выглядел он всё ещё румяным и смущенным. Тетч просто не мог не улыбнуться: вот каким оказался Тот, Кто Симпатизирует Рабочим. Плюс к этому, ему льстило то, что похищение ничуть не лишило его привлекательности.
— Твоя семья знает, что ты предпочитаешь парней? — спросил он. Затем наигранно потянул за кончики застёжек-липучек на своём воротнике. Теперь была видна часть его груди. Глаза парня-Гражданина расширились от удивления.
8
Непотизм — (кумовство) (от лат. nepos, род. п.nepotis — внук, потомок) — вид фаворитизма, предоставляемый родственникам или друзьям, вне зависимости от их профессиональных качеств, назначение родственников на важные посты.