— Как ты нашел лифт? — голос серого отдавался резким гулом в ушах Экила, подобно звуку искр в электрической дуге. То, что свет сделал с его головой, искажало окружающие звуки.
— Не… я не знаю этого слова, — его невнятная речь походила на бурление вязкой жижи.
— Движущаяся коробка, с помощью которой ты сюда попал, называется лифт. Как ты ее нашел?
— Я был… в коридоре, когда вы… когда ваши люди пришли. Я увидел, как… как она открывается.
— Ты был в коридоре? — лицо серого совершенно ничего не выражало. Сложно было уловить интонацию, но, кажется, его удивили слова Экила.
— Да… в коридоре.
— И часто люди с твоего этажа заходят в этот коридор?
— Никогда. Только я.
Серый стоял, наклонив голову, будто изучал механизм, который оказался намного сложнее, чем он предполагал.
— Как ты управлял им? — спросил он.
— Кнопки. Цифры.
Серый оборвал его речь нетерпеливым взмахом руки.
— Да, да… Как ты узнал, что нужно делать?
Экил рыскал в своей не вполне оправившейся голове в поисках правильного ответа. Он не знал наверняка. Просто… что еще он мог сделать?
— Просто… просто знал.
Серебристые плоскости на месте глаз отразили свет, когда серый опустил голову, переваривая неожиданные ответы.
— Почему? — спросил серый, подняв наконец глаза. — Почему ты спустился сюда? Разве тебе не было страшно?
— Было. Страшно.
— Ну и? Почему?
— Ради… Девушки.
— Девушки? Какой девушки?
Сквозь электрические разряды на Экила накатила волна гнева. Серый был готов отрицать само ее существование? Отрицать самое важное, что Экил когда-либо чувствовал?
— Персефона, — попытался прокричать он в ответ, но из-за жужжания в голове голос прозвучал вяло и натужно. — Персефона.
Серый отступил на шаг, будто в миг Экил вдруг стал опасен.
— Персефона, — наконец произнес серый, — не девушка. Персефона — машина.
— Не врите мне, — сквозь сонное оцепенение Экил вдруг почувствовал, что контролирует разговор. — Я слышал… как они говорили о ней. Видел… как они уносят ее. Видел… где она жила. Узнал ту же правду, что и она.
Эти слова стоили его телу огромных усилий. Пот со лба скатывался на грудь.
— Она связала нас… навечно.
Серый недоверчиво качал головой.
— Персефона — это сокращение от ПЕРвый Стабилизатор элЕктрического резОНАнса, — произнес он с холодной отстраненностью, нанеся Экилу смертельный удар. — Это фрагмент двигателя необходимый для работы машины, которая по сути очищает воздух, обеззараживает его. Понимаешь? Мы очень долго его искали. Люди построили его много лет назад, а затем спрятали, когда враги пытались их уничтожить.
— Люди, которые приходили к нам, называли ее «она».
— Иногда мы говорим о машинах так, будто они существа женского пола, — объяснил серый. — Своего рода суеверие, наверное. Так они больше похожи на нас.
Экил с трудом направлял свой изможденный взгляд на светящиеся плоскости на лице серого. Сетчатка горела от напряжения, и слезы наполняли его глаза.
— Я знаю, Персефона живая. Я… чувствую ее. Где она? Скажите… где она.
— Он, — произнес серый. — Он находится под нами, глубоко в основании. — Ее помещают, — серый осекся. — Механизм помещают на его место. Это одна из последних деталей машины. Если она заработает, — в голосе серого слышалось нечто похожее на благоговейный трепет. — Если она заработает, еще у одного или двух поколений может появиться шанс выжить.
«Внизу», — подумал Экил. Внизу еще что-то есть? И Персефона заперта там.
— Пожалуйста, — взмолился Экил. Последние крупицы энергии покидали его. — Пожалуйста, просто позвольте… мне хоть раз увидеть ее. Поговорить с ней.
Серый вновь медленно покачал головой.
— Мне жаль, мальчик. Правда, жаль.
Сияние, отраженное от его глаз, на мгновение задержалось на лице Экила. В стене открылся проем, серый развернулся и вышел в него, и тот вновь закрылся за его спиной, вновь превратив комнату в темную тюрьму.
Оставшись в одиночестве, Экил сразу попытался податься вперед. Тело было налито свинцом, и ему удалось подняться совсем чуть-чуть, прежде чем электрические иглы пронзили его и вновь повалили на спину. Он мог бы соскользнуть с кресла на пол, где свет, возможно, не попадал бы на него, но был на это не способен. Экил изо всех сил старался не закрывать глаза. Каждая его частичка казалась невыносимо тяжелой.
Он пошевелил пальцами, вытянул их вперед в надежде, что рука последует за пальцами, и таким образом ему удалось бы добраться до головки молотка, лежавшей на прикроватном столике. Рука подалась вперед на дюйм-другой, а затем боль стала нестерпимой. Будто бы иглы вонзились ему в кости.
Что они делали сейчас с Персефоной там, внизу? Подсоединяли ее к какой-то машине, так ведь говорил серый?
Экил дернул ногой и смог задеть край прикроватного столика, на котором лежали его вещи. Тот с треском задрожал, и все, что лежало на его поверхности заскользило вниз, а затем столик вновь обрел равновесие.
Он снова дернул ногой, и его тело пронзили тысячи горячих игл. Он бы закричал, но не было сил. Нога снова задела столик, и тот задрожал. Плоскогубцы упали на пол. Кусок металла слегка подпрыгнул и соскользнул ближе к краю.
Силы совсем его оставили. Тело пронзали раскаленные иголки.
Только бы почувствовать прохладное прикосновение Персефоны к его горячей щеке.
Он попытался повторить движение ногой, но усилий хватило ровно на его половину. Ступня скользнула по ножке стола, от чего головка молотка завибрировала и опрокинулась на пол.
Раздался громкий треск пола от ее приземления, и свет снизу замигал. Экил напрягся. Электрический ток все еще пронизывал его тело, но уже не так интенсивно. Он чувствовал, как мышцы рук и ног наливаются новой силой. Достаточной, чтобы можно было схватиться за край кресла, приподняться и повалиться на холодный металлический пол, подальше от отблесков света.
Он хватал ртом воздух, когда покалывание усилилось, а затем пошло на спад. В нескольких дюймах от его лица бесформенный кусок металла приземлился на пол, пустив огромную трещину. Эта трещина покрывала всю поверхность тарелки, от которой исходил свет. Тарелка из металла и пластика теперь испускала мерцание, совсем как лампы на пятьсот тридцать седьмом.
Экил встал на колени и стал глубоко дышать, чтобы спертый воздух прогнал вялость из тела. Затем протянул руку в свет и резким движением взял оттуда головку молотка.
Подобрав плоскогубцы, веревку и провода, он встал и подошел к части стены, которая открылась перед серым, но теперь оставалась закрытой.
Он прижался к стене так, чтобы если дверь открылась и кто-то вошел, его было видно не сразу. Он осмотрелся, но не увидел ничего нового. В конце концов, они пришли бы за ним и, возможно, потащили бы вниз, чтобы подсоединить к машине. Возможно, даже рядом с Персефоной. Если так произошло бы, и она была бы последним, что он мог увидеть, пока жизнь перетекала из него в машину, он взял бы ее образ с собой на тот свет. Он мог бы с этим смириться. Но возможно, они просто вернули бы его на триста пятьдесят седьмой и сделали бы так, что он больше не смог бы попасть в «лифт». Он навсегда остался бы там в одиночестве. И хуже того, Персефона стала бы частью механизма, отдавая свою драгоценную жизнь.
Дверь отворилась, и Экил метнул в серого головку молотка. Он ощутил, как напряжение от броска прошло сквозь руку по всему его телу. Серый, спотыкаясь, потерял равновесие и рухнул на пол без чувств.
Экил собирался выбежать из комнаты, но в проеме уже стоял еще один серый с оружием наперевес. Экил зажмурился так сильно, что его челюсти сжались от напряжения. Прижав свободную ладонь к глазам, он попытался ускользнуть.