Поэтому Ибо решил быть, как Нгузе — он разговаривал с последней командой своих новых коллег нано-работников, продвигал среди них идеи, новые способы мышления до тех пор, пока не пришла бы волна Омики, и они были бы готовы вместе со своих станций перенаправить сразу все, проталкивая до тех пор, пока не сломалась бы.
Пока Бетти обдумывала это, она тащила бессознательное тело Ибо так близко к краю, как только могла, подперев его ноги, и прижав его грудь к рельсам, и плотно прижалась сама к его спине. Сам Cinq был слишком большим, чтобы его можно было убрать с дороги, но она надеялась, что кто бы ни подъехал сзади, он заранее увидел бы неподвижную преграду, чтобы успел затормозить и подать сигнал о помощи.
Она чувствовала себя неполноценной, но небесполезной. На работе ее хроматический конский хвост уже бы послал пять различных сигналов тревоги увеличивающейся срочности, и она бы скоро услышала свист вертолетов корпорации, приближающихся по частному маршруту полета.
Но здесь и сейчас не было утешительных звуков машин. Не было ничего, кроме шума леса, который она не могла идентифицировать, и надеялась, что это был только ветер.
Затем вздыбилась земля, и она узнала это… Она почувствовала дрожь, но сначала подумала, что это что-то, пришедшее с неба, потому что облака, казалось, вибрировали. Она подумала, что само небо раскалывалось на части, как будто длинная инопланетная рука приближалась к трещине и собиралась отдернуть занавес. Но потом она увидела луну и вспомнила, что в галактике есть правила, одно из которых гласит, что планета только кажется стабильной в краткосрочном масштабе.
Землетрясение. Это было землетрясение, не просто толчок, а землетрясение, которое она ждала. Сигнал держал всех вместе, проводя энергию от одного к другому, из имплантатов к сигналу и опять обратно, и теперь он, наконец, прервался.
Она чувствовала, что ее металлические ноги скребли по асфальту, плавно стаскивая ее тело вниз по трассе.
Слетая с обочины дороги, она потянулась и распустила хвост, почувствовав, что ее волосы уже начали расти. Зубья были смяты, провода спутаны, где-то внутри нее происходила перемена.
Сигнал умирал, он был почти мертв, но Бетти оживала. Ее слишком крупный металлический череп никогда не изменялся, потому что он был установлен в пещере-матке под водой командой нанитов, но остальные ее части, которые никогда не были рождены, отпадали, и на их месте возникали новые. Весь мир менялся, собираясь заново — сигнал прерывался, рассеивался и преобразовывался, и они позволили ему так переплестись со всем, что с ним преобразовывался весь мир.
— Думаете, если будете делать это достаточно долго, вы натрете мозоль на голове?
Юноша, все еще странно бледно-зеленый, но уже не чешуйчатый, покачивался, чтобы сохранить равновесие в покосившемся автобусе. Эй, просыпайся! Я тебе говорю, Посмотри на меня, если слышишь. Посмотри на меня.
Она посмотрела. Они поняли. Автобус волочился над сыпучими гравийными карьерами, и ее склоненный череп отскакивал от окна, как в игре в настольный теннис.
— Нет. Это глупо. Я слышу тебя. Я не сплю. Я все время не спал.
— Глупо намеренно зарабатывать себе головную боль.
Он чувствовал, будто он притворялся кем-то, но прошлое опять ушло. По крайней мере, будущее казалось неповрежденным, его разум все еще был способен удерживать его вместе в упорядоченной модели, даже если там было слишком много размытых пятен.
— Останови автобус.
Это прозвучало, как приказ, и она засмеялась.
— Верно. Сейчас сделаю.
— Разве ты не знаешь, что ты можешь?
Крадущийся гул машины продолжался. Шум стоял между ними, как стена. Затем автобус остановился, и они вышли, игнорируя гул. Это был долгий путь для обеих сторон, но это уже не имело значения, верно?
— Точно, — ответила она.
Они были свободны. Она подняла дорогу и повертела ее, слепив из неё мост. Автобус упал, как старая игрушка, приоткрылся, и оттуда вывалились люди.
— Эй, — сказал он, предупреждая, но она уже легко поставила шифровальщиков на ноги.
Это было весело. Как будто она была яркой трубочкой, которую окунули в стакан с пузырьками, начавшими кружить вокруг неё.
— Но почему ты не можешь этого делать? — гадала она вслух, пока они мягко проплывали мимо новообразований.
Он долго не отвечал, а затем просто спросил:
— Как твое имя? Но она больше не знала этого, и он осознал, что тоже забыл свое, оно выветрилось из его головы, когда вибрирующие миры слились воедино.
Однажды, он споткнулся, и она схватила его руками, отчаянно, стараясь вспомнить, для чего нужны руки.
— Я думаю, все ушло, — сказала она. — Сила ушла.
— Да. Мне пришлось впитать её в себя, чтобы выпустить, но она уже иссякла. Прости.
— Почему ты не предупредил меня?
— Я надеялся, что это случится только с тобой, что я сохраню ее.
Она поставила его на ноги и отряхнула.
— Ты особенная, — сказал он. Прошлой ночью она сделала им лес, и теперь он будет стоять тысячи лет.
— Больше нет.
Она, казалось, не жалела об этом. Он придвинулся ближе.
— Навсегда, — сказал он. — Всегда.
За плоской кирпичной стеной, под висячим деревом они ловили рыбу у грубой скальной плиты около двенадцати футов. В качестве удочек они использовали карнизы от занавесок, обернутые в пластик.
Боковым зрением они могли видеть мелких животных, мелькавших так быстро, что они становились почти невидимыми. Она была почти уверена, что некоторые из них могут ходить по линии приливов и отливов, между землей и водой. Она видела жука с семью ногами, одна из них как изогнутое лезвие, вспенивала воду снизу, продвигая его вперед.
Она продолжала просто наматывать катушку, и она наматывала, воображая тонкую прозрачную леску, врезавшуюся в ее ладони. Внезапно он резко налетел на нее, потому что он никогда не учился, как следовать указаниям.
С запада пришло наводнение, высокая гряда воды заслонила весь пейзаж за собой.
— Холмы, — сказала она, и они направились туда на велосипедах, но пришлось вспомнить, как на них ездить.
Они нашли лагерь — призрак на склоне утеса, оставленный, как многие другие, что они находили, с обычными задачами, явно незавершенными. Она всегда ходила вокруг и складывала книги, ставила на место чайники, закрывала ящики. Они использовали все, но ничего не хранили.
Так они и жили, все лето. Бродили, спали в пещерах, поднимали с земли то, что хотели съесть. Не останавливаясь, позволяя оберткам упасть и быть унесенными ветром.
Она нашла камеру, что разбухла от влаги и грязи. Он стер владельцев, открыв отсек. Они перетягивали пленку между своих рук, передавая ленту друг другу, как поток волшебных огней в черной дыре мультфильма. В тусклых лентах они видели друг друга мерцающих, как вид через петлю, или, как в старом кино, как металлический звук ножа, когда вы его откуда-то вытягиваете.
В этом был смысл, говорили они друг другу. В фильмах никогда не бывало пустых кадров.
Они похоронили все сразу, сунув ленты и камеру в грязь. Пузыри продолжали появляться на поверхности, но она затоптала их, к своему удовлетворению.
Они последовали за волной в следующий город, сунув свои носы в старый Джип, плывущий по воде и плыли, пока он не врезался в кучу подобных транспортных средств. Они заблокировали дорогу на мили, как будто кто-то решил сделать Великую Стену из машин.
— Потребуется вечность, чтобы обойти это, — сказала она. — Я не думаю, что у нас достаточно запасов, чтобы сделать это.
— Мы должны попробовать, — ответил он. — К счастью, у нас есть вечность.
Он все еще мог заставить ее улыбнуться. Как он сказал, больше было не важно, тогда или сейчас. Даже если время закончилось, у них была вечность.