Вдруг молодой охотник снова заговорил, уже более веселым тоном. Он сказал, что скоро дорога улучшится, так как мы приближаемся к лесной поляне, за которой тропа достаточно широка, чтобы ехать рядом. Едва мой спутник кончил говорить, как мы выехали на эту поляну. Контраст между нею и оставшейся за нами темной тропинкой был разителен и производил самое приятное впечатление. К этому времени полная луна поднялась уже высоко над лесом и заливала своим сиянием все вокруг.
Осыпанные каплями росы цветы сверкали подобно драгоценным камням; их опьяняющий аромат доносился до нас, когда мы еще ехали лесом. Не было ни ветерка, и неподвижные листья отливали серебром. При ярком лунном свете я мог даже различить их оттенки: листву красного клена — от алого сумака и сассафраса и темную зелень Каролинского лавра — от серебряной магнолии.
Эта великолепная картина открылась мне еще с тропинки, и я на минуту придержал коня, чтобы насладиться созерцанием ее. Молодой охотник все еще ехал впереди меня. Я хотел было попросить его тоже остановиться, но не успел вымолвить и слова, как увидел, что он сделал это сам, причем настолько поспешно и неловко, что я невольно перестал любоваться поляной и посмотрел на него. Резким, словно непроизвольным движением охотник так сильно натянул поводья, что чуть было не поднял свою лошадь на дыбы. Побледнев, он застыл в седле, словно увидел что-то ужасное. Пришпорив лошадь я в одно мгновение поравнялся с ним и окинул взглядом поляну.
Несколько правее пересекающей ее тропинки, там, куда был устремлен взгляд охотника, я заметил на траве что-то белое. Это было упавшее дерево. Его лишенный коры ствол ярко блестел в лучах луны. В двух шагах от него виднелась темная фигура. На поляне было достаточно светло, и я без труда различил, что это женщина.
Глава XIV
СУ-ВА-НИ
Да, это, без сомнения, была женщина, и, судя по легким и быстрым движениям, молодая. Ее костюм был необычен — коричневая рубаха из кожи лани, кожаные чулки и мокасины. Голова была непокрыта, руки и шея обнажены. Ее кожа казалась немного темнее одежды. Значит, перед нами была индианка. На это указывали и многочисленные браслеты на руках, блестящие бусы вокруг шеи и массивные, сверкающие при свете луны кольца в ушах.
Я остановил лошадь и увидел, что незнакомка быстро идет к нам. Кляча охотника и мой конь насторожили уши и испуганно захрапели. Вероятно, им передалось волнение всадников. Впрочем, то, что я испытывал, было скорее изумление. Появление женщины в таком месте и в такой час могло поразить кого угодно, но я видел, что моим спутником овладело совершенно иное чувство. На его лице был страх!
«Чего он испугался?» — подумал я, глядя на приближавшуюся женщину. На мой взгляд, в ней не было ничего, что могло бы напугать лошадь или человека, а тем более внушить ужас, так ясно написанный на лице моего спутника. Хотя, как уже говорилось, ее кожа была бронзового цвета, но черты лица, хотя и не безупречно правильные, могли скорее вызвать восхищение. Особенно хороши были большие глаза, блеск которых соперничал со сверканием ее позолоченных серег. Нет, по всей вероятности, не внешность девушки испугала моего проводника. Очевидно, он не впервые встречался с индианкой. Она была высока, сильна и могла бы внушить страх робкому человеку, если бы захотела. Но я не замечал ничего враждебного в ее поведении, да и мой спутник не казался трусом. Здесь, видимо, крылась какая-то тайна.
Шагах в шести от нас индианка остановилась, словно не решаясь подойти ближе. До сих пор она не проронила ни единого слова, так же как и охотник, если не считать его невольного восклицания, когда он ее заметил: она здесь, и в такое время? Теперь охотник спросил слегка дрожащим голосом:
— Су-ва-ни?
По-видимому, это было ее имя, но она ничего не ответила.
— Су-ва-ни! — повторил мой спутник громче. — Это ты?
— Разве Белый Орел лишился зрения, любуясь на бледнолицых красавиц Суомпвилла? На небе луна, и лицо Су-ва-ни повернуто к ней. Пусть Белый Орел взглянет на него. Оно не так красиво, как лицо метиски, но того лица Белый Орел никогда больше не увидит.