Подбежавшие сторожа схватили меня и снова скрутили мне руки. Моих товарищей тоже связали… Потом нас снесли в подвал и заперли за нами дверь…
Мы снова остались одни…
Глава XXXIX
Поцелуй во мраке
Я не берусь описывать всех чувств, волновавших меня в новом месте моего заключения. Было холодно, сыро, грязно, но не на это я обращал внимание. Я терзался горем, отчаянием и ревностью и почти не чувствовал физических страданий. Ведь она могла спать, улыбаться, танцевать, танцевать над моей темницей, с моим палачом!..
Мне хотелось умереть, чтобы разом покончить свои мучения, но и не менее страстно я желал жить, чтобы отомстить за себя!
А вдруг это новое заключение в темницу помешает Нарсиссо сдержать свое обещание? Как он проникнет к нам? Дверь заперта двойным замком, к ней приставлен часовой…
После долгих и тщетных усилий я кое-как поднялся опять на ноги и оперся спиною о стену. Я увидел маленькое узкое окно, вроде бойницы. Двигаясь вдоль стены, я добрался до окна и прислушался. Откуда-то доносился волчий вой. Сначала я не обратил на него внимания, но он все усиливался и приближался и казался таким странным, что я, наконец, подозвал Рауля.
Он подполз ко мне.
— В чем дело, капитан?
— Ты слышишь вой? Разве здесь водятся степные волки?
— Но откуда же им взяться?
— Я тоже не понимаю, и мне кажется, что за этим воем что-нибудь скрывается… Знаешь что, ведь это — Линкольн!..
Вой прекратился на время, но затем возобновился в другом месте.
— Что делать, Рауль? — спрашиваю я. — Если ответить ему, обратит внимание часовой… Подождем, когда он подойдет поближе…
Но Линкольн вдруг замолк.
Мои товарищи тоже поднялись и стояли, прислонившись к стене. Надежда на близость спасения оживила и ободрила их…
Прошло около получаса. Мы не произнесли ни слова и не шевелились. Вдруг послышался легкий стук. Приятный, точно женский, голос прошептал под окном:
— Hola, capitan!
Я приложил ухо к отверстию. Возглас повторился. Мне было ясно, что говорил не Линкольн. Вероятно, это Нарсиссо.
— Quien? — спросил я.
— Jo, capitan!
Да, это был голос, который я слышал утром. Значит, под окном был Нарсиссо.
— Можете вы просунуть руку в отверстие? — продолжал голос.
— Нет, у меня руки связаны за спиной…
— А не можете ли вы поднести их к окну, повернувшись спиною?
— И этого не могу.
— Ваши товарищи тоже связаны?
— Да, все до одного.
— Ну так вот что: станьте на плечи двух из них.
Я попросил Чэйна и Рауля поддержать меня, удивляясь смелости молодого испанца.
Взобравшись на плечи товарищей, я повернулся спиною к окну.
Маленькая нежная рука прикоснулась к моим связанным рукам и мгновенно перерезала чем-то острым веревки.
— Держите! — шепнул голос, когда я обернулся.
Вслед за тем у меня в руке очутился кинжал.
— Держите и это.
Протянув другую руку, я почувствовал в ней какую-то бумагу, которая казалась светящейся.
— А теперь, капитан, прошу вас о милости, — продолжал голос.
— Какую милость могу я вам оказать?
— Позвольте мне на прощание поцеловать вас.
— О, милый юноша! — воскликнул я.
— Юноша?! Я не юноша, я — женщина, женщина, любящая вас всею силою своего сердца!..
— Так неужели ты… ты, моя дорогая Гвадалупе?
— А… Я так и думала… Я больше не хочу… Но нет, я все-таки сдержу слово!
Я был в таком волнении, что не придал особого значения этим загадочным словам. Лишь впоследствии я вспомнил о них и понял их смысл.
— Вашу руку, вашу руку! — воскликнул я в свою очередь.
— Вы хотите мою руку? Извольте!
В узкое окно просунулась маленькая ручка, на которой в лучах луны сверкали драгоценные камни. Я схватил ее и покрыл поцелуями. Мне казалось, что рука сама прижимается к моим губам…
— О, зачем, нам разлучаться? — бормотал я в порыве горячей любви. — Бежим вместе… И я мог подозревать тебя, дорогая Гвадалупе!..
Послышалось легкое, как бы болезненное восклицание, рука живо отдернулась, а один из перстней случайно соскользнул на мою ладонь.
— Прощайте, капитан, прощайте! — произнес голос. — В этом мире люди не знают; кто действительно любит их…
Пораженный, изумленный донельзя, я стал звать говорившую.
Ответа не последовало. Я прислушивался до тех пор, пока мои товарищи не устали наконец держать меня. Я спустился на пол, разрезал ремни на ногах, освободил Рауля от уз и передал ему кинжал, чтобы он мог освободить Клейли и Чэйна, а сам занялся чтением записки, в которой был завернут светляк. Слегка сдавив светящуюся муху пальцами, я стал держать ее над бумагою, которая таким образом совершенно осветилась, и прочитал следующее: