Элизабет закусила губу и отвернулась. Бесполезно спорить с Лео. Он считает, что Хейл — самый замечательный человек со времен сотворения мира.
Оба далласских концерта в загородном концертном зале прошли без инцидентов.
Музыканта переполняла творческая энергия, а зрительницы визжали от восторга.
Вместо того чтобы уйти за кулисы после первого отделения, Хейл подошел к краю сцены и стал пожимать руки и целовать в щечки своих поклонниц, которые спешили ему вручить цветы и сувениры.
Ледяные мурашки побежали по спине Элизабет. Она не отводила от него глаз, даже не моргала, пока он не отошел от края сцены. После концерта Элизабет молча пошла за ним в гримерную. Только там она почувствовала, что Хейл в безопасности.
— Кажется, я им понравился, — усмехнулся Хейл.
Он свалил на диван охапку цветов, подарков, конфетных коробочек, мягких игрушек и конвертов.
Вздохнув, Элизабет принялась изучать все подарки. В трех конвертах лежали ключи от гостиничных номеров, в четвертом — вырезанная из газеты фотография с карандашной пометкой. Открыв четвертый конверт, Элизабет залилась краской. Хейл услышал, как она судорожно вздохнула.
— Что там?
— Ничего. — Элизабет вложила фотографию обратно в конверт.
— Как-то это не похоже на «ничего».
— Ничего особенного. Твоя фанатка просто… решила порисовать, — изрекла девушка.
— Дай мне посмотреть.
Элизабет, нахмурившись, передала ему конверт. Хейл извлек фотографию, и его брови выразительно поползли вверх.
— Да это же фото из той самой газеты! — сухо констатировал он. — Твоя фигура здесь перечеркнута красным карандашом. Она поставила на тебе жирный крест.
— Похоже на знак «Не курить!», — попыталась пошутить девушка.
— Думаешь, это письмо от преступника?
— Думаю, да.
Он пристально рассматривал картинку, как будто это была головоломка, которую надо разгадать.
— Это значит, что она хочет вычеркнуть тебя из моей жизни? Убить тебя?
С излишним спокойствием Элизабет возразила:
— Вряд ли.
— Это яснее ясного. Маньяк не скрывает своих намерений.
— Хейл, ты преувеличиваешь. Может, это просто такая… шутка. Мы пока не можем ничего с уверенностью утверждать!
Хейл поднял телефонную трубку и сказал:
— Мы уезжаем сегодня вечером.
Вскоре после полуночи Хейл и Элизабет уже летели на техасское ранчо. Хейл отменил выступления в Нэшвилле и решил готовиться к вручению премии, репетируя прямо па ранчо.
Элизабет была недовольна волевым решением Хейла, но поддержки ей ждать было неоткуда. В самолете она притворилась спящей, но каждой клеточкой тела чувствовала, как Хейл в кресле напротив неотрывно смотрит в темно-синее ночное небо.
Они приземлились ранним ветреным утром. Их встретил управляющий ранчо и на открытом джипе повез в поместье. Всю дорогу Элизабет пыталась получше рассмотреть окрестности, но из-за сильного ветра у нее постоянно слезились глаза.
Наконец, миновав широкие ворота, они подъехали к большому кирпичному дому. Здание, построенное в испанском колониальном стиле, снаружи было ярко освещено несколькими цветными прожекторами, отсвет которых придавал ему некоторый драматизм. Элизабет была так утомлена, что успела осмотреть дом только мельком.
В конце просторного коридора Хейл открыл перед ней дверь:
— Вот твоя комната. Моя дверь рядом, если тебе что-то понадобится. Что угодно. — Он говорил очень тихо. Указав на ее чемодан, он добавил: — Остальной багаж прибудет завтра с Лео.
Элизабет кивнула. Она была как во сне.
— Я ничего не говорил семье по поводу преступника. Думаю, им незачем знать об этом, правда?
— Правда. — Она слишком устала, чтобы что-то обсуждать, слишком измучена, чтобы противоречить. Утром она хорошенько все обдумает.
Как девочка Элли из сказки «Волшебник Изумрудного города», Элизабет чувствовала, будто волшебный вихрь перенес ее из эпицентра событий в тихое спокойное место. Огромная комната для гостей была обставлена дорогой мебелью красного дерева. Пол покрывал пушистый ковер. Добравшись до постели, она тут же провалилась в глубокий сон.
Следующим утром экономка-мексиканка Анна приготовила простой деревенский завтрак. Хейл сидел по другую сторону стола и весело улыбался. Вчерашние события, казалось, были забыты. От его улыбки сердце вновь сладко заныло. Элизабет поняла, что не в силах обижаться на Хейла дольше восьми часов.
Сколько еще она сможет сопротивляться его обаянию? Ради ее безопасности он прервал свой концертный тур. Он беспокоился за нее, и она это знала. Но только ей всего этого слишком мало.