- Да! - сказал он жёстко и горестно. - Невской зовём. Всех врагов победитель! Мы же за ним и в огонь и в воду пошли бы... Так пошто же он перед татарами голову клонит?
Эти слова Олексича долго были для Гриньки словно заноза в сердце.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ночной ужин воинов в самом разгаре. Лесной костёр гудит и ревёт. Спать никому не хочется. Затевают борьбу. Тянутся на палке. Хохот. Шутки. Смотришь, поодаль, в степенном кружке, какой-то бородач говорит сказку...
Вот поднимается с земли молодой, могучий дружинник. Потягивается после сытного ужина и говорит:
- Эх, мёду бы крепкого, стоялого ковшик мне поднести!
В ответ ему слышатся шутливые возгласы.
- А эвон в ручеёчке мёд для тебя журчит! Медведь тебе поднесёт: он здесь хозяин, в этакой глухомани! - слышится чей-то совет.
Дружинники громко хохочут.
Тот, кто пожелал мёду, ничуть не обижается на эти шутки. Напротив, он подхватывает их. Вот подошёл к большому деревянному бочонку-лагуну с длинным носком. Лагун полон ключевой, студёной воды. Парень, красуясь своей силой, одной рукой поднимает лагун в уровень рта и принимается пить из носка, закинув голову. Он пьёт долго.
Утолив жажду, он расправляет плечи и стучит кулаком в богатырскую грудь.
- Ого-го-го! - весело орёт он на весь бор. - Ну, давай мне теперь десяток татаринов - всех голыми руками раздеру! Даже и меча не выну...
- Храбёр больно! - ехидно осадил его другой воин. - Которые побольше тебя в русской земле - князья-государи, да и то перед татарами голову клонят!
- Ну, да то ведь князья!
- Им попы велят!.. Попы в церквах за татарского хана молятся! послышались голоса, исполненные горестной издёвки.
Молодой воин, что похвалился управиться с десятью татарами, гордо вздёрнул голову, презрительно хмыкнул и сказал:
- То правильно! Старшаки наши, князья, все врозь. Оттого и гибель земле. Дерутся меж собой. Народ губят. А когда бы да за одно сердце все поднялись на этого Батыя, тогда бы из него и пар вон!
- Дожидайся, как же! - послышался тот же язвительный голос, что осадил парня. - Станут тебе князья против татарина за едино сердце! Им бы только в покое да в холе пожить. Уж все города под татарскую дань подклонили!.. Больше всех наш Александр Ярославич старается. Что ни год всё в Орду с данью ездит, ханам подарки возит. Татар богатит, а своего народа не жалко!
При этих словах, сказанных громко и открыто, у Настасьина кусок застрял в горле. От горькой обиды за князя слёзы навернулись на глаза. Гринька с жалобным ожиданием глянул на Гаврилу Олексича: чего же он-то на них не прикрикнет, не устыдит их, не заступится за Александра Ярославича?
Гаврило Олексич сидел неподвижно. Он, правда, нахмурился, однако в разговор не вмешался.
За князя. Александра заступился один старый воин богатырского вида, с большой седой бородой, распахнутой на оба плеча.
- Полноте вам, ребята! - укоризненно и вразумляюще произнёс он. - Вы Батыева приходу не помните: маленьки в ту пору были. А я воевал с ним. Так я вам вот что скажу. Александр Ярославич мудро, строит: с татарами - мир! Крови народной жалеет... Куда же нам сейчас с этакой силой схватиться, что вы! Когда бы одни татары, а то ведь они сорок племён, сорок народов с собой привели! Помню, где хан Батый прошёл со своими ордами конными, там и лесочков зелёных не стало: всё как есть татарские кони сожрали. Где, бывало, берёзовый лесок стоял-красовался, там после Орды словно бы голые прутья из веника торчат, понатыканы... На одного на нашего десять татаринов навалилось!.. Да что говорить: ужель воитель такой победоносный - Александр наш Ярославич - да не знает, когда нам подняться на татар? Знает! Погодите, придёт наш час: ударим мы на Орду...
Молодые воины горьким смехом ответили на эти вразумляющие слова.
- Дождёмся, когда наши косточки в могиле истлеют! - сказал один.
- Дань в Орду возить - оно куда спокойнее!
- Дорогу туда князь Александр запомнил, ему виднее! - выкрикнул третий.
И тогда, как стрела, прянувшая с тугой тетивы, вскочил Гринька. Он швырнул наземь кусок жаркого и лепёшку, данную ему Олексичем. Голос мальчика зазвенел.
- Стыдно вам! - гневно выкрикнул он сквозь слёзы. - Да разве мало Александр Ярославич поту кровавого утёр за землю русскую?! Эх, вы!
Голос ему перехватило. Он махнул рукой и кинулся прочь от костра - в глухую тьму бора.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Кумыс - издревле священный татарский напиток. По закону Чингисхана тот, кто пролил кумыс на землю, подлежал смертной казни.
- Повтори, повтори, собака, если не отсохнул твой мерзкий язык! неистово кричал Чаган, пиная в голову упавшего перед ним ничком купца-мостовщика Чернобая. - Что сделали эти русские с кумысом?
Но где ж тому было повторить! Предатель-купчина и так трясся в холодном поту, простёршись у ног Чагана.
А известие, с которым тайно пробрался Акиндин в ставку хана-царевича, было и впрямь страшным для любого татарина: тот самый кумыс, который, следуя своему обещанию, Чаган целыми ундырями* посылал во дворец великого князя Владимирского для княгини Дубравки, Андрей Ярославич приказывал выливать в помойку. Этот безумец ещё и похвалялся, что даже щенков своих он не хочет, дескать, поганить татарским кобыльим молоком.
_______________
* У н д ы р ь, или т у р с у к, - особой выделки мехи для хранения кумыса.
- Ундырь крови своей и своих родичей отдаст мне этот жалкий князь Владимирский за каждый ундырь осквернённого им кумыса! - в ярости кричал Чаган.
На самом же деле коварный татарин только этого и хотел: горячий и неосторожный Андрей сам кинулся в расставленную для него западню.
В ту же ночь хан Чаган вызвал к себе главных военачальников татарских орд, кочевавших на рубежах Владимирского княжества, - и трёхсоттысячная армия конных дьяволов, алчущих добычи и русской крови, ринулась на Владимирщину.
Случилось то, чего так страшился Александр.
Однако неверно было бы полагать, что лишь одно осквернение кумыса привело к новому татарскому вторжению. Нет! Уж с полгода, как от лазутчиков татарских, доносчиков и шпионов, среди которых главным был купец Акиндин Чернобай, Батыю, Берке и Чагану стало известно, что князь Андрей копит втайне войско - готовится восстать и перебить татар на русской земле. Но вероломнейшие и хитрейшие из политиков тогдашнего мира ордынские ханы показывали вид, будто им ничего не известно.