Выбрать главу

На поляне раздавались резкие и громкие голоса. Мужчины потрясали сжатыми кулаками, и лица их раскраснелись от гнева и разочарования. Тела многих покрывали шрамы и незажившие раны, замотанные обрывками тряпок, из ран все еще сочились кровь и гной. На лицах всех без исключения воинов лежала печать безмерной усталости после многих недель, проведенных в скитаниях по вересковым пустошам или лесной чащобе, когда все они жили впроголодь. В самом центре бурлящей толпы стояли сенешаль и епископ Глазго, Уильям Уоллес и Роберт Брюс. Они собрались вместе, чтобы решить будущее своего королевства. Но договориться не удавалось.

— Никто не может отрицать успехов, которых добился сэр Уильям. Ни лорд, ни барон, ни даже епископ не сделал столько для этого королевства! — Гневный голос Вишарта на мгновение заглушил остальных. — Он имеет полное право и далее оставаться хранителем Шотландии!

Несколько человек заговорили хором.

Громче всех оказался Джеймс Стюарт:

— Никто не собирается оспаривать этого, Ваше преосвященство, но обстоятельства изменились, и мы должны двигаться в новом направлении.

Джон Атолл и Александр Сетон криками поддержали его слова.

Свое мнение выразил и граф Малкольм Леннокс, стоявший в окружении одетых в черное рыцарей.

— После смерти короля Александра у нас было шесть хранителей. Быть может, подобный баланс сил будет разумнее власти одного человека?

— Совет Двенадцати был еще большим компромиссом, — ответил Гилберт де ла Хэй. — Но, в конце концов, они ничего не смогли для нас сделать.

Нейл Кэмпбелл, подобно Хэю, будучи ярым сторонником Уоллеса, поспешил бурно выразить свое согласие.

Роберт взглянул на Уильяма Уоллеса, стоявшего в самом центре бурлящей толпы. Его мускулистые руки, обнаженные до плеч, покрывали шрамы, полученные в битве под Фолкирком. На лице у гиганта тоже змеился длинный алый шрам, оставленный, похоже, скользящим ударом клинка, — он сбегал по щеке от виска до нижней челюсти. Роберту показалось, что молодой вождь выглядит усталым и измученным; причем усталость эта была, скорее, душевной, нежели физической.

— Сейчас не время менять нашего лидера, — проворчал Грей, еще один из командиров Уоллеса. — Нам нужно собрать все силы в один кулак, а не разъединять их. Англичане непременно вернутся, чтобы закончить то, что начали. И мы должны быть готовы устроить им достойную встречу.

— Я предлагаю отправить делегацию к Папской курии, чтобы заручиться поддержкой Рима, — высказался Гартнет Мар. — Эта делегация должна продемонстрировать, что мы по-прежнему управляем своим королевством и что мы едины в борьбе против тирании короля Эдуарда. Полагаю, сенешаль прав. Давайте выберем еще несколько человек, которые встанут рядом с сэром Уильямом. — Он жестом указал на Джеймса и Вишарта. — Быть может, это будут сенешаль и вы, Ваше преосвященство? Вы самые опытные политики среди нас. Его Святейшество должен прислушаться к вашим словам.

Джеймс воздел вверх обе руки, когда со всех сторон раздались одобрительные выкрики.

— Я лично думаю, что пришло время дать дорогу молодым. Нам нужна свежая кровь. — Он оглянулся на Роберта, но, прежде чем он успел добавить еще что-либо, заговорил угрюмый здоровяк с культей на месте правой руки.

— Сэр Уильям пожертвовал всем, чтобы повести нас в бой! Под Фолкирком он потерял кузена и многих дорогих его сердцу людей. А почему? Потому что дворяне сбежали с поля боя и бросили нас умирать! Эти люди не могут говорить от нашего имени!

Его слова были встречены зловещим ропотом одобрения, донесшимся из последних рядов, где собрались, главным образом, солдаты.

— Это вы проиграли войну, а не мы! — продолжал угрюмый здоровяк, приободрившийся при виде столь мощной поддержки. — А теперь вы хотите наказать нас за собственную трусость?

Джеймс Стюарт развернулся к нему:

— Довольно! Мы все потеряли близких и товарищей. — В словах сенешаля сквозила горечь утраты своего брата Джона. — Никто здесь не имеет преимущественного права на скорбь.

Воцарилась настороженная и враждебная тишина, которую нарушил чей-то голос.

— Я уже принял решение.

Присутствующие перенесли все внимание на Уильяма Уоллеса, а те, кто стоял в задних рядах, вытянули шеи, чтобы лучше видеть его.