— Когда нарывы созреют, — добавил он, — мы их чиркнем бритвой. Я у отца возьму.
Так они и сделали, а соленая морская вода быстро залечила раны.
В один из дней капитан Троуп позвал Харви, велел ему встать за штурвал корабля и вести его. Ох, какое это было волнующее ощущение, когда судно повиновалось малейшему движению его руки, сжимающей спицы штурвала! Но в этом деле его вскоре постигла опасная неудача, когда он, забывшись, слишком круто повернул штурвал при сильном ветре, дующем в корму, в результате чего главный парус с громким хлопком разодрал деревянным брусом-гафелем кусок косого паруса. Его, конечно, пришлось спустить, и следующие несколько дней Харви, когда выдавалась свободная минута, натягивал на руку специальную перчатку, брал иглу и под руководством Тома Платта неумело сшивал парус. И, надо сказать, в конце концов добился успеха.
Усердие Харви в работе не осталось незамеченным: вскоре о его поведении начали одобрительно высказываться даже такие придиры, как Верзила Джек или Том Платт. Да и сам капитан Троуп благосклонно говаривал:
— Просто не узнать парня. Помните, когда попал к нам на борт — совсем помешанный был какой-то. Умом тронутый. Болтал невесть что про свою семью. А сейчас, видать, вылечился…
Однажды невдалеке от их судна вынырнула из туманной завесы французская рыболовная шхуна, и рыбаки начали обмениваться приветствиями.
— Ох, — вспомнил дядя Солтерс, — у меня ведь табак на исходе, а у них наверняка его навалом. Может, продадут?
Почти все из команды выразили желание пополнить запасы табака, и капитан Троуп согласился снарядить шлюпку к французам. Однако загвоздка оказалась в том, что никто не знал ни слова по-французски — как же с ними договориться?
— Я вроде бы учил французский в школе, — нерешительно сказал Харви.
— Тогда крикни им, что мы едем за табаком, — сказал Верзила Джек, и Харви прокричал:
— Табак! Табак!.. По-французски табак тоже табак, как и по-нашему, — объяснил он.
— Уи! Уи! — заорали французы, и Харви с гордостью перевел:
— А это значит по-ихнему «да».
— Что ж, едем с нами, коли ты так здорово их язык понимаешь, — сказал Верзила.
Но, когда они поднялись на борт французского судна, оказалось, что ни Харви, ни французы ни одного слова друг у друга понять не могут, и Верзиле пришлось пустить в ход всю свою находчивость и объясняться жестами, в чем он добился явного успеха, потому что они с Харви уехали, нагруженные пачками табака, курительного и жевательного; французам же оставили в обмен банки какао и коробки с печеньем. Некоторое время после этого Харви поддразнивали на шхуне, выкрикивая слово «табак», единственное, которое французы у него поняли, однако Харви не обижался — ему было даже приятно: ведь эти добродушные насмешки означали, что он принят как свой в их компанию.
Еще более явным признаком того, что он стал равноправным членом команды, было то, что ему давали теперь возможность принимать участие в совместных беседах и терпеливо, даже с интересом выслушивали его рассказы о «другой жизни». Однако, чтобы не вызвать еще больших насмешек, а также не получить оплеухи от капитана за свои небылицы, он придумал рассказывать как бы не про себя и свою семью, а про какого-то выдуманного приятеля, которому и приписывал всю эту роскошную и никому здесь не
<отсутствуют страницы>
Глава 8 «Ой, осьминоги!»
После того как ему уже пришлось однажды насаживать крючки и приманку на донный трал, Харви хорошо понял, что это за работенка и почему Дэн не удержался от стона, когда отец приказал заняться этим делом. Потому и сейчас, услышав, как капитан велит Тому Платту и Верзиле Джеку отправиться на лодке в море, выбрать трал и снять с него улов, Харви не на шутку испугался, что за этим последует новый приказ — ему с Дэном взяться за ту же нудную «колючую» работу. Однако этого не произошло: капитан поручил тем же двум рыбакам «одной рукою снимать рыбу с крючка, а другой цеплять на него новую приманку».