Через пятнадцать минут Курт Мейер уже входил в свой служебный кабинет, небольшой и очень скромно обставленный. Письменный стол с массивной чернильницей, графин воды на столике, в углу несколько стульев и несгораемый шкаф. Мейер не любил на службе излишеств.
Никто, кроме самых ближайших сотрудников Мейера, не знал, каковы подлинные отношения у арестованного с начальником гестапо, поэтому Юренева привели под строгой охраной.
Когда он вошел в кабинет, растрепанный, небритый, в порванной шинели с чужого плеча, у него был вид много претерпевшего заключенного.
— Ну, — сказал по-немецки Мейер, — я вижу, вы быстро освоились с новой ролью.
Юренев опустился в кресло и протянул руку за сигаретой — раскрытая пачка лежала на столе.
— Это все же лучше, чем чувствовать, что тебе стреляют в спину, — произнес он с хмурой усмешкой.
— Да, но ведь пули летели мимо?
— К сожалению, мои конвоиры оказались плохими стрелками и чуть меня не ухлопали.
Мейер весело засмеялся:
— Мне говорили, что самым главным вашим противником оказалась собака!
— Будь она проклята! — кивнул головой Юренев. — Из-за нее я и попался.
— А трудно вам было проникнуть во двор?
Юренев глубоко затянулся дымом.
— Мне повезло, — сказал он. — Рядом оказался какой-то мальчишка. Он помог мне оторвать доску в заборе, пролез во двор сначала сам, а потом втащил и меня.
Мейер оживился:
— Вот как! У вас появился союзник?
— Да, и очень активный.
— Кто же он такой? Кто его родители?
— Как мне удалось установить, он сын недавно казненной Екатерины Охотниковой!..
— Сын Охотниковой? — удивленно поднял брови Мейер. — Что же он делал во дворе Борзова?
— Борзов ему дядя… Двоюродный брат отца…
— Вот как? Вы сообщили мне интересные новости! И дядя любит своего племянника?..
— Вот этого я не знаю, но зато знаю другое…
— Что именно?
— Племянник ненавидит дядю…
— Ненавидит? За что?..
— Он считает его предателем. И не может ему простить, что он меня выдал.
Мейер промолчал. Казалось, он был растроган:
— Мальчишки всегда мальчишки! Они полны благородных порывов… Очевидно, ваш спаситель совсем неплохой парень?
— Да, — устало улыбнулся Юренев, — этот мальчишка не из трусливых.
— Сколько же ему лет?
— Лет тринадцать-четырнадцать…
Мейер вздохнул:
— Что ж, мальчик остался сиротой — куда же ему было идти, как не к своему дяде. — Он побарабанил пальцами по краю стола. — Но странно, на допросе Охотникова сказала, что у нее родственников в городе нет!.. Почему же она скрыла Борзова?
Юренев поправил сбившиеся на глаза волосы:
— Это не удивительно — с тех пор как он пошел работать к нам, все от него отказались.
Мейера невольно покоробило это «к нам», сказанное спокойно и вскользь, но как бы поставившее между ним и Юреневым знак равенства.
Он раздраженно повысил голос.
— Тем более! Что же тогда помешало ей скомпрометировать его в наших глазах? Ведь, назвав его имя, она тем самым ставила его под подозрение. А это лучший способ мести…
Юренев подумал.
— Мне это трудно объяснить. Но я знаю только одно: Борзов пытался удержать мальчишку у себя, но тот от него сбежал.
Мейер остановился перед Юреневым и испытующим взглядом посмотрел ему в глаза. Он выработал это умение — глядеть пристально, словно стараясь заглянуть человеку в душу.
— Я не могу понять только одного, — сказал он: — вы рассказываете об этом мальчишке так подробно, словно вам хорошо известна его дальнейшая история. Неужели он успел рассказать вам все, что с ним случится в дальнейшем, когда вы пролезали в дырку забора?..
Юренев засмеялся; вопрос был действительно колкий.
— Давно я не курил таких хороших сигарет, — сказал он, закуривая новую. — Так вот, господин Мейер, все дело в том, что мальчик находится со мной.
— Как — с вами? — удивился Мейер.
— В подвале.
Брови Мейера вновь подскочили кверху:
— Как же он туда попал?
— Его привел Борзов!
— Собственного племянника? Но ведь вы сказали, что мальчишка от него убежал.
— Да… Однако он не сумел хорошо спрятаться… Борзов разыскал его у старика фотографа и притащил к нам…
— Зачем же он это сделал?
— К сожалению, мне он этого не объяснил, — усмехнулся Юренев, — но думаю, что он это сделал из служебного рвения.
— Я бы не хотел иметь такого дядю, — сказал Мейер. — Что же, вы пришли сообщить мне только об этом?
— Нет, господин Мейер, — ответил Юренев, — у меня возник интересный план.
Мейер возвратился на свое место и тяжело оперся руками о стол. Он о чем-то напряженно думал.
— У какого фотографа скрывался мальчик? — спросил он.
Юренев кивнул головой в сторону окна:
— У того, что работает на базарной площади. Помните, наверное, — седой, беззубый старик. Он любит снимать детей в лодке…
— Как будто я его видел, — наморщил лоб Мейер, — а впрочем, не в нем дело. Рассказывайте о плане.
Юренев придвинулся ближе к столу и, хотя в кабинете никого не было, стал говорить вполголоса.
— Видите ли, господин Мейер, я не верю в то, что мальчишку оставят одного.
— Кто? — насторожился Мейер.
— Друзья Охотниковой. Несомненно, кто-то его приютит.
Мейер откинулся на спинку кресла.
— Так! Так! — сказал он. — Любопытная мысль.
— Но это еще не все, — продолжал Юренев. — В разговоре мальчишка несколько раз упомянул деревню Малиновку!.. Она в пятнадцати километрах от города — в сторону от шоссе…
«Черт подери, — подумал Мейер, — второй раз сегодня я слышу о Малиновке!» Но он ничем не выдал своего удивления и даже несколько скептически улыбнулся:
— А что у него может быть в Малиновке?
— Возможно, там кто-то его ждет.
Мейер задумчиво посмотрел в окно, на котором лежали мягкие солнечные лучи.
— Ну хорошо, — сказал он, — мы отпустим мальчишку. А где гарантия, что он пойдет именно туда? Нельзя же его тащить за руку.
— Вот в этом-то все дело! — оживленно воскликнул Юренев. — Надо, чтобы он сам тащил кого-нибудь за руку… Меня, например!..
— Вас?! — Мейер громко рассмеялся, столь нелепым показалось ему это предложение. — Вы уже однажды неудачно бежали… Если вам удастся это во второй раз, то даже самый круглый дурак поймет, что вы за птица!.. А что, если вас расстрелять? — вдруг спросил Мейер. — Да, да, расстрелять! — Юренев побледнел и отшатнулся. — Потом, ночью, вы выберетесь из ямы… Нет, конечно, не мертвый, — мрачно пошутил Мейер, — и постучитесь в ближайший дом. Вас увидят окровавленного, в одном белье. Слух об этом сразу же разнесется по городу.
— Ну, а потом куда я пойду? — Голос Юренева дрогнул.
— Потом на дороге вы случайно встретите мальчишку, которого выпустят в это же время на все четыре стороны… — Мейер заложил ногу на ногу и с откровенной насмешкой посмотрел на Юренева. — Куда вы желаете получить пулю? В ногу или в руку?
— Лучше в руку, выше локтя, так, чтобы пуля не задела кости.
— Скромное желание! Теперь давайте подумаем, где все-таки гарантия того, что мальчишка приведет нас на явочную квартиру. Если он что-нибудь знает, мы сможем заставить его говорить гораздо более простыми средствами!..
— Боюсь, что он ничего не знает.
— Тогда какая же польза от этой затеи?
— Есть польза, — упрямо сказал Юренев. — Ни у кого не останется сомнений, что я — жертва гестапо. И тогда подпольщики сами будут меня искать… Мальчишка — прекрасный свидетель. Он спасал меня во дворе Борзова, вместе со мной сидел в подвале…
Мейер задумчиво пожевал губами. Что-то все же ему в этом плане не нравилось. Слишком громоздко. А большой опыт подсказывал ему, что лучший план всегда самый простой.
— Забирайте сигареты, — сказал он грубовато, — и отправляйтесь назад. Я подумаю.
Но Юренев с сожалением взглянул на пачку и, не взяв ее, пошел к двери.
— А сигареты? — крикнул ему вдогонку Мейер.
В дверях Юренев обернулся:
— Я сижу в общей камере, господин Мейер!..
Он заложил руки за спину, как это обязаны делать заключенные, и ногой толкнул дверь…
Мейер проводил его взглядом и некоторое время молча ходил из угла в угол. Потом, решившись, раскрыл форточку настежь и перенес со стола на подоконник графин с водой. Это был условный сигнал Т-А-87 о том, что Мейер хочет его немедленно видеть.
Через два часа, когда уже стало смеркаться, из ворот гестапо выехала машина, в которой, кроме Мейера, никого не было. Машина долго плутала по улицам и наконец повернула на шоссе.
Неподалеку от города, на высоком холме, громоздились развалины большого элеватора, напоминавшие разрушенный замок. Элеватор был разбит бомбежкой, и уже год, как в его развалинах поселились летучие мыши. Дорога к нему, ранее оживленная, теперь начала зарастать травой. Однажды на склоне холма подорвалась на мине коза, и с тех пор никто из жителей сюда не ходил.
Вот в это пустынное место и направил свою машину Курт Мейер. Он остановил ее за грудой камней и щебня, так, чтобы со стороны не было видно, а сам, перескакивая с одного обломка на другой, добирался до щели между двумя привалившимися друг к другу стенами, образующими нечто вроде арки. Пройдя несколько шагов, он открыл низенькую дверь в стене, ведущую в подвал, зажег карманный фонарь и, держа на всякий случай в другой руке пистолет с взведенным курком, переступил порог.
Кто бы мог догадаться, что в этом подвале с толстыми бетонными стенами Курт Мейер время от времени тайно встречается со своим агентом Т-А-87, что здесь же, под каменной плитой пола, у них устроен «почтовый ящик». Т-А-87 кладет сюда донесения, а Курт Мейер оставляет ему свои инструкции…
Кем был этот Т-А-87, знал только он, Мейер, и лишь немногие из его высших руководителей. Под своими донесениями, написанными русскими печатными буквами, секретный агент ставил условный знак «Т-А-87». Если даже в городском гестапо кто-нибудь узнает о существовании такого осведомителя, ему станет известна лишь его кличка. У Мейера была своя агентурная сеть, руководство которой он не доверял никому.
Из поездки Курт Мейер возвратился поздно вечером, в хорошем настроении. Он сразу же приказал вызвать Юренева.
Разговор их был короток. Они уточнили свой план. Юренев будет легко ранен здесь, в стенах гестапо, и руку его забинтуют. Он будет стоять среди других приговоренных. После залпа упадет в яму, и его присыплют тонким слоем земли. Перед тем как вылезать, он сорвет повязку. На случай, если жители ближайших домов из страха откажут ему в помощи, он найдет свою одежду под разбитой телегой, которая будет лежать вблизи рва, где совершится расстрел.
Юренев выслушал все это спокойно.
— А мальчик? — спросил он.
— Мальчишку мы отпустим! — сказал Мейер. — Вы останетесь в этом здании. Я пришлю к вам человека, с которым вы уточните операцию…