- Маша!.. Маша!.. - повторял он. По его щекам текли слезы.
Тысячи брызг обрушились на Костю, и он чуть не захлебнулся.
Солдаты на скале вцепились в камни. Скала дрогнула и застонала. Кричали кони. Еще один, перевернувшись вверх копытами, рухнул в воду и больше не вынырнул.
Костя, закрыв глаза, приник к отцу. Он думал о матери. Где она? Что с ней?
И вдруг кто-то рядом крикнул:
- Ушла!.. Ушла!..
В этом крике была радость, радость человека, который в эти минуты несколько раз умирал и все же остался жив.
Отец посмотрел на Костю и каким-то очень мягким движением погладил по голове. Лицо отца было землистое, щеки ввалились, а глаза лихорадочно блестели. Волосы его растрепались - зеленую фуражку сдул ветер.
Волна уходила, тяжело переваливаясь. И, как бывает после страшного напряжения, вдруг сразу - тишина, покой. И в это еще не веришь.
Пограничники стояли на краю скалы и смотрели, как медленно оседает вода. Она уже растеряла всю свою злость. Это была просто вода, зеленая, подернутая рябью. Она торопилась войти в привычные берега…
Когда море совсем успокоилось, отец с оставшимися в живых солдатами обыскали каждую впадину, каждую щель в нагромождении камней, но следов вездехода нигде не было…
Через несколько дней море выбросило на берег труп старшины Матюхина, трех солдат и двух рыбаков. Их похоронили в общей могиле. Не спасся никто из ребят, живших на острове: ни Симка Морозов, у которого Костя незадолго до этого одолжил большой морской нож, ни Федя Гришаев, круглый, веселый толстячок, ни Алеша Федоров, с которым он много раз ходил на рыбалку.
Радиостанцию залило водой, она вышла из строя, с берегом связи не было. И никто во всем мире не знал, какая трагедия разыгралась на маленьком островке, под названием «Черная скала»…
К счастью, в плотно закрытом бетонном погребе, куда вода почти не проникла, сохранились запасы муки.
Оставшийся в живых повар стал печь хлеб на сложенных прямо на земле кирпичах.
Море выбросило на берег доски и разбитые баркасы, из них сделали нечто похожее на шалаш. Когда горел костер, в нем было тепло и можно было спать. Много дней пограничники прожили в этом шалаше.
На пятый день к острову подошел пограничный катер. Вскоре у берега бросил якорь транспорт с группой пограничников. На этом транспорте привезли новый разборный дом для заставы. А отца, солдат и Костю катер увез на Большую землю.
Отца поместили в госпиталь - у него было нервное потрясение, - а Костя жил в детском доме. Он часто навещал отца и не мог дождаться дня, когда они снова будут вместе.
Наконец отец выздоровел, и его назначили на турецкую границу. Он поехал туда, где у подножия высокой горы Арарат течет река Аракс. Его назначили начальником заставы, а Костю он определил в интернат в Ереване.
- Тебе надо учиться, - сказал отец. - Вблизи заставы школы нет. Что же делать, сынок, придется нам расстаться до лета…
Костя подчинился, но чувство обиды осталось. Если бы была жива мать, она бы уж что-нибудь придумала и они жили бы все вместе…
Это было в начале зимы. В интернате шли занятия. Сколько Костя себя помнит, он жил в местах, где почти всегда было холодно. Он даже однажды видел живого белого медведя; медведь стоял на льдине, плывшей мимо острова. Старшина Матюхин прицелился, потом вдруг крякнул и не стал стрелять.
- Больно красив, - сказал он, - пусть живет!
Здесь, в Ереване, было тепло и солнечно. Впервые в жизни Костя попробовал виноград, о котором раньше только читал в книгах. Увидел живую змею, серую с маленькой головой, - она в парке переползала дорогу.
Наступила середина октября, погода была такая, как на Курилах в редкие летние дни…
Все, казалось, шло хорошо. Костя жил в интернате, в большой чистой комнате, учился в светлом классе, у него была мягкая кровать, вкусная еда, его окружали ребята, с которыми можно было дружить. И все-таки он тосковал.
С малых лет он привык к природе, к ее просторам, к укладу жизни, который был на границе, к тому, что ночью рядом с кроватью отца может тревожно загудеть телефон и отец, как будто и не спал, быстро оденется и выбежит в ночную темень. К тому, что за окном их квартиры взволнованный голос дежурного вдруг крикнет:
«Тревога!..»
И начнется суматоха: раздастся стук сапог, лязг оружия, удаляющийся лай овчарки Дика. А Костя только приоткроет глаза, повернется на другой бок и опять спит. Тревога на заставе для него дело привычное.
Костин отец, капитан Григорий Андреевич Корнеев, провел на границе почти полжизни - двадцать лет. Ну, а его сын, Константин Григорьевич, поменьше - всего десять. Он пограничник с того дня, как родился на Кольском полуострове, на границе с Норвегией. За эти десять лет он побывал в разных местах: отца переводили на Балтику, потом к Бресту, на польскую границу, и, наконец, на Курильские острова - поближе к Японии.