- Занавес опущен! - усмехнулся Костромин. - Теперь, Григорий Андреевич, к границе они больше не вернутся. Отправляйте всех обедать.
Солдаты тащили свои карабины и пулеметы. После напряженных часов долгого ожидания все почувствовали усталость, словно прошли длинный-длинный путь…
Теперь наконец капитан посмотрел на мальчиков.
- Ребята, подите сюда! - позвал он.
Ребята подошли к крыльцу, где отец стоял вместе с полковником.
- Это вот они, товарищ полковник, нашли обезьяну!
- Такая обезьяна стоит настоящего шпиона! - улыбнулся Костромин и потрепал Костю по голове. - Постой, мы, кажется, знакомы?
- Я зимой вас видел.
- Да, да, вспомнил… Придется подумать, капитан, как наградить ребят… Они ведь и к монетам какое-то отношение имеют?
- Кстати, может быть, монеты посмотрите, товарищ полковник? - предложил отец.
Костромин взглянул на часы:
- Посмотреть-то я могу, но толку будет больше, если их посмотрит специалист-историк. Вот привезу его, тогда и посмотрим вместе.
Он сел в машину, и колеса вездехода, скрипя гравием, двинулись к воротам заставы.
Капитан приложил руку к козырьку зеленой фуражки. Машина выехала на дорогу и скрылась из виду.
- Ну, а за ваше своеволие, - нахмурил брови капитан, - вам придется еще держать ответ… Но только позже.
И отец направился к дому.
- Порядок! - шепнул Костя. - Простил нас батя… Он у меня только с виду строгий!..
Когда ребята вошли в дом, отец лежал на кровати в неудобной позе и крепко спал. Он даже не успел раздеться. Сон свалил его мгновенно.
Глава шестая
Прошло несколько дней. Жизнь заставы с ее обыденными заботами снова потекла, как река, пробившая себе путь через горный обвал. И все же чувствовалось, что назревают какие-то события.
Капитана мальчики в эти дни почти не видели. Из штаба отряда на заставу прибыли подполковник и два майора. Вместе с отцом они часто запирались в кабинете или надолго уезжали на вездеходе.
Однажды вечером отец, приехав из поездки домой, остановился у раскрытого окна, вглядываясь в звездное небо.
Дожидавшийся его возвращения Костя заворочался на своей койке.
- Не спишь, сынок? - тихо спросил отец.
- Не сплю, - отозвался Костя.
- Посидим на крыльце…
Костя откинул одеяло, прислушался к равномерному посапыванию Самвела и, шлепая по полу босыми ногами, пошел к выходу.
Вокруг расстилалась глухая ночь. В роще умолкли птицы. Даже собак не было слышно.
Костя присел на ступеньке крыльца, вспомнил о кобре и невольно поджал ноги. Отец опустился рядом, и вдруг все опасности мира перестали для Кости существовать…
Отец вынул пачку папирос, чиркнул спичкой, и красноватое пламя на мгновение озарило его широкий, со шрамом нос, взъерошенные черные брови и лоб с опустившейся на него прядью волос. Потом свет погас. Яркая искорка то разгоралась, то тускнела, умирала и вновь возвращалась к жизни.
Отец крепко обхватил Костю за плечи.
- Ты знаешь, какой сегодня день? - тихо спросил он. - Сегодня ведь десятое июня… Десятое июня! - повторил он.
Костя наморщил лоб - десятое июня!.. Ну конечно же, он знает, он не забыл этот день! Сегодня день рождения мамы. Сколько он себя помнил, в этот день к ним всегда приходили гости и мама надевала свое лучшее платье…
- Хорошо, что ты помнишь, - сказал отец. - Этот день нельзя забывать…
Когда Костя вспоминал мать, он всегда одновременно думал и об отце и о себе. Как будто все они трое были одним существом… Вот мать, надев отцовскую ушанку и ватные брюки, мчится на лыжах по искрящемуся снегу. Костя едва поспевает за ней на своих маленьких востроносых лыжах. А отец уже давно обогнал их и вырвался далеко вперед. Вот он уже на вершине холма и теперь несется им навстречу, поднимая вихри снежной пыли…
Под тяжестью отцовской руки Костины плечи опускаются, он весь приникает к отцу.
- Трудно мне здесь, - прервал отец Костины мысли. - На севере все как-то по-другому…
«Конечно, по-другому, - подумал Костя. - Ведь там с нами была мама!» Но это он вслух не сказал, а заговорил о другом.
- Папа, а папа, - спросил он. - Могла тогда война начаться?
- Как бы сказать тебе? Попугать хотели, конечно. Но нас не очень-то запугаешь.
- А почему ты хотел меня в Ереван отослать?.. Разве я струсил?..
- Нет, ты не струсил! Ты храбрый мальчик! Но это было слишком опасно…
- Они могли стрелять?