- Где мама? - опять спросил отец, воспользовавшись тем, что конвойный пошел вперед.
Коля молчал. Он боялся сказать отцу правду. Он даже нарочно споткнулся и упал, чтобы приотстать немного и подумать. До сих пор Коля никогда не задумывался над тем, что можно говорить, а чего нельзя. Мать даже звала его «болтушкой». А тут он почувствовал, что не должен говорить отцу правду: отец и так очень несчастен.
Колонна миновала несколько улиц. Эсэсовец вновь оказался рядом, и Коля теперь даже был ему рад: можно не отвечать. А отец все время оглядывался на него, улыбался запекшимися губами и как будто стал меньше хромать.
Концлагерь «Ост-24» находился на окраине города. Колючей проволокой там было огорожено несколько кварталов. Пленных обычно водили туда боковыми улицами.
Но сейчас их решили провести по базарной площади - пусть посмотрят на виселицу и поймут, что их ожидает, если они решатся бежать или выступят против гитлеровцев.
Когда колонна свернула в переулок, ведущий к базару, Коля от отчаяния заплакал. Так он и шел рядом с колонной, плача и быстро вытирая слёзы, чтобы их не заметил отец.
Но отец их увидел и почувствовал недоброе. Как только внимание эсэсовца чем-то отвлекалось, он делал знак Коле подойти ближе. И Коля подходил, но не успевал ничего сказать: мешал конвойный.
- Где мать?! - в третий раз спросил отец.
В это время колонна вышла из переулка на пустынную базарную площадь. Все ларьки были заколочены. Слева, на дальнем краю, у крытых навесов, стояла небольшая толпа: там меняли носильные вещи на кусок мыла или на бутылку с прогорклым подсолнечным маслом.
Виселицу нельзя было не заметить… Она стояла на самом пути и невольно притягивала к себе взгляды. И отец увидел… Он остановился, вскинул руки, отпрянул назад и рухнул на дорогу.
Колонна пленных невольно приостановилась. Коля бросился в толпу, растолкал бойцов и нагнулся над лежащим в беспамятстве отцом:
- Папа!..
- Поднимите его скорей! - тревожно крикнул кто-то. - А то конвойный пристрелит!
Сзади слышались торопливые шаги и голоса ругавшихся эсэсовцев.
- Отойди, отойди, мальчик, - сказал тот же голос. - Эх, зачем ты отца расстроил?
Несколько рук подняли упавшего и быстро поставили на ноги.
- Ну, очнись… очнись!.. Пойдем!..
Отец медленно приходил в себя. Изо рта у него текла тонкая струйка крови. Двое пленных взяли его под руки, и колонна вновь двинулась дальше.
Коля бежал за колонной до самого концлагеря. Ворота за пленными захлопнулись. И мальчик медленно добрел назад.
Глава третья
ПОГОНЯ
На улице кто-то тихонько окликнул Колю. Он обернулся. Позади стоял дядя Никита.
- Иди за мной, - сказал он, беспокойно оглядываясь по сторонам. - Тебе мать, наверное, про меня говорила?
- Говорила…
- Ну вот, так ты иди… Но в ворота не входи, а пойди задами да перелезь у сарая через забор. Не надо, чтобы тебя со мной видели… Понял?…
- Понял.
Никита слегка хлопнул Колю по плечу и пошел через площадь к Ярославской улице. Он жил в небольшом домике за высоким забором. Там, где кончалась эта улица, начиналась окраина.
До войны дядя Никита заведовал городской баней. Работа у него была невидная, но, как он сам любил говорить, «горячая». Никто не удивился, что он остался в городе, когда пришли гитлеровцы. Он продолжал топить баню, теперь уже для немецких солдат, и комендант Курт Мейер считал его человеком полезным.
Но, когда Никиту Кузьмича Борзова назначили заместителем бургомистра, выяснилось, что в этом хилом на вид человеке живет настоящий дьявол. Никто лучше его не мог организовать облаву, когда надо было отправить в Германию очередную партию жителей. Он мобилизовал инженеров и заставил их восстановить разрушенную электростанцию; ну, а что касается бани, то она работала бесперебойно.
Жители города не любили Никиту Кузьмича. Если раньше его звали по имени-отчеству, то теперь за ним накрепко утвердилась презрительная кличка «банщик». Никита Кузьмич знал об этом, но только зло усмехался. «Ничего, - говорил он, - «банщик» себя еще покажет. У меня тут некоторые получат такую баньку, что кровью умоются»…
Коля шел шагах в двух позади Борзова, который важно нес свою щуплую фигуру, стараясь всем своим видом показать, что он лицо значительное и является представителем власти.
Если бы не последний приказ матери, Коля никогда бы не пошел к «банщику». Да и тот, как видно, не очень-то этого хочет. Боится, чтобы его самого не заподозрили.
Они уже почти дошли до дома Никиты Кузьмича, когда из-за угла показались два конвоира; они вели в тюрьму арестованного.