- Больно красив, - сказал он, - пусть живет!
Здесь, в Ереване, было тепло и солнечно. Впервые в жизни Костя попробовал виноград, о котором раньше только читал в книгах. Увидел живую змею, серую с маленькой головой, - она в парке переползала дорогу.
Наступила середина октября, погода была такая, как на Курилах в редкие летние дни…
Все, казалось, шло хорошо. Костя жил в интернате, в большой чистой комнате, учился в светлом классе, у него была мягкая кровать, вкусная еда, его окружали ребята, с которыми можно было дружить. И все-таки он тосковал.
С малых лет он привык к природе, к ее просторам, к укладу жизни, который был на границе, к тому, что ночью рядом с кроватью отца может тревожно загудеть телефон и отец, как будто и не спал, быстро оденется и выбежит в ночную темень. К тому, что за окном их квартиры взволнованный голос дежурного вдруг крикнет:
«Тревога!..»
И начнется суматоха: раздастся стук сапог, лязг оружия, удаляющийся лай овчарки Дика. А Костя только приоткроет глаза, повернется на другой бок и опять спит. Тревога на заставе для него дело привычное.
Костин отец, капитан Григорий Андреевич Корнеев, провел на границе почти полжизни - двадцать лет. Ну, а его сын, Константин Григорьевич, поменьше - всего десять. Он пограничник с того дня, как родился на Кольском полуострове, на границе с Норвегией. За эти десять лет он побывал в разных местах: отца переводили на Балтику, потом к Бресту, на польскую границу, и, наконец, на Курильские острова - поближе к Японии.
На какую бы границу Костя ни приехал, он уже скоро знал все кругом. И где стоят столбы, и где тропинки, по которым ходят солдаты, и где вышки, с которых наблюдатели в бинокль оглядывают дальние поля.
Мать Кости была учительницей и преподавала в школе. Даже на маленьком острове она организовала школу. В ней было три начальных класса. И рыбаки отправляли своих ребят на материк только тогда, когда им приходила пора учиться в четвертом. Костя учился с ними, у него были товарищи…
Теперь все было по-другому… Костя грустил, в письмах звал отца. Но отец не мог приехать - он был занят, ему надо было хорошо изучить новую границу, освоиться с обстановкой, узнать людей, вместе с которыми предстояло работать… Только несколько дней во время зимних каникул Костя погостил у отца на заставе, на берегу Аракса…
Прошло много времени, пока Костя наконец привык к своей новой жизни, свыкся с ребятами и приобрел друга. Его друга звали Самвел Арутюнян. Самвелу было одиннадцать лет. Он родился в Октемберяне, никогда не видел моря, но зато хорошо знал горы. Он никогда не встречал белых медведей, но зато умел стравливать скорпиона с фалангой, хорошо лазал по скалам и не утомлялся под жарким солнцем. Отца и матери у него не было, они погибли: машина, на которой они ехали, сорвалась в пропасть. Самым близким родственником у него остался старый дед, заслуженный чабан. Его звали Баграт. Каждое лето Самвел бывал у него в гостях.
Костя подружился с Самвелом и написал отцу, что хочет в летние каникулы поехать на заставу вместе с ним.
И вот наконец наступил этот счастливый день, когда отец приехал за Костей и Самвелом. Он приехал на военной машине, здоровый, загорелый, только глаза были не такие веселые, как прежде.
По пути на заставу Костю радовало все: и то, что он мчится в машине, и что отец сидит впереди, рядом с шофером, по-знакомому сложив руки на коленях. Зеленая фуражка на его голове чуть сдвинута на затылок. И молодой солдат-шофер тоже в такой же зеленой фуражке, какую носят все пограничники. Сейчас шофер сосредоточенно молчалив: он везет начальника. Костя уже успел познакомиться с ним и знает, что его зовут Петей и что однажды он на этой самой машине гнался за кабаном.
Самвел впервые ехал в военной машине. Он уже ощупал спинки передних сидений, сделанные из гнущихся труб, теперь его взгляд привлекли торчащие из пола две ручки с черными набалдашниками.
- Для чего они? - спросил он.
Конечно, Костя знал это. Одна ручка для того, чтобы передние колеса могли, если понадобится, тянуть машину. Обычно ведут ее задние колеса, а если к ним подбавить тягу передних, то машине не страшна никакая грязь, на то это и вездеход, чтобы везде проехать. Другая ручка для того, чтобы увеличить обороты мотора, тогда машина станет еще сильнее, она сможет тащить за собой даже пушку.
Отец молча слушал разговоры мальчиков и пристально смотрел перед собой в ветровое стекло на дорогу, по которой медленно брели коровы. Шофер нажал на гудок, и коровы степенно расступились перед машиной. Они не торопились и не шарахались, как овцы. Пастух, молодой загорелый парень в черном пиджаке и серой кепке с узеньким козырьком, узнал капитана и приветливо помахал ему рукой.
За Эмчиадзином шофер свернул в сторону и взял курс прямо на Арарат. Из Еревана Арарат виден не часто, лишь тогда, когда его не засвечивает солнце и облака не закрывают небо. Всякий раз, когда Костя смотрел на его высокую, покрытую снегом вершину, он вспоминал Курилы. Там, наверное, снег покрывал бы всю гору сверху донизу.
- Здесь недалеко, наверно, мой дед Баграт, - сказал Самвел своим гортанным голосом. - Пасет отару на берегу Аракса.
Отец обернулся.
- Вот удивится твой дед Баграт, - сказал капитан. - Ведь мы его не предупредили!
Последний поворот - и впереди высокая темная стена. За стеной, над купами зеленых деревьев, виднелась мачта, а на ней красный флаг. Когда машина подъехала еще ближе, за листвой показалась крыша дома.
- Вот мы и приехали, - сказал капитан.
Глава вторая
Застава! Много раз, приезжая к деду Баграту, Самвел издали видел, как из ворот выходили пограничники, выезжали машины, но еще никогда ему не приходилось бывать за высокими стенами, в которых проделаны бойницы. Если враг нападет, то сквозь узкие щели можно стрелять, лежа за пулеметом или опустившись на одно колено.
Вездеход въехал в ворота, Самвел вытянул вперед голову. Сейчас он увидит то, что было до сих пор скрыто от его глаз. Во дворе была маленькая роща. Когда-то, очень давно, лет двадцать назад, пограничники решили посадить во дворе заставы деревья. И каждый солдат, который начинал свою службу на заставе, сажал деревце. Каждый - по одному маленькому деревцу. Так выросла густая роща.
Машина остановилась у крыльца небольшого дома. Навстречу вышло несколько военных. Высокий сержант с красной повязкой на рукаве приложил руку к краю широкополой зеленой панамы, какие в жару носят пограничники, и доложил о том, что происшествий на границе нет. Докладывал он весело и громко, а глаза его уже нащупали в глубине машины ребят. С сержантом Костя познакомился в начале зимы, когда они с отцом впервые приехали на эту заставу.
- Ну, вылезайте!.. - сказал капитан, вышел из машины, обернулся и нагнул вперед спинку кресла, на котором сидел.
Костя одним прыжком очутился на земле. С зимы здесь все преобразилось. Буйно расцвели деревья; в их листве на разные лады пели птицы - для них это был оазис среди опаленных солнцем пустынных холмов.
- Здравствуй, Виктор! - крикнул Костя сержанту.
Сержант схватил его за локти и приподнял кверху.
- Привет, следопыт! А ты все как перышко, ничуть не поправился!.. И ты здравствуй… не знаю, как тебя величать, - тряхнул он руку Самвелу.
- Это Самвел, друг моего Кости, - сказал капитан. - Знаешь деда Баграта? Его внук.
Сержант внимательно посмотрел на Самвела, словно стараясь его припомнить, но так и не вспомнил.
В это время к капитану подошел старшина. Он отозвал его в сторону и начал о чем-то шепотом говорить ему. При этом они оба то и дело посматривали на рощу. Глаза капитана сузились.
- Когда это случилось? - спросил он.
- Наверно, ночью, - ответил старшина, - а заметили мы всего час назад.
Самвел, которому все здесь было ново и незнакомо, пытливо оглядывал двор заставы. Сквозь раскрытое окно виднелась белая стена комнаты, портрет Ленина, поблескивающие вороненьм блеском автоматы. Их было много - длинный ряд. Налево, между домом и оградой, шла низкая бетонная стена. В глубине двора, у сада, словно сохнущий невод, висела натянутая волейбольная сетка. Вот, кажется, и все, что увидел Самвел. По правде говоря, он был разочарован: Самвел думал увидеть на заставе что-то необычное.