«Бедный мой народ! — вздохнул он. — Ты горы готов свернуть ради того, чтобы стать свободным».
СМЕРТЬ СТАРОГО МЕДВЕЖАТНИКА
…И когда показалось солнце второго дня августа 1829 года, показалась и Россия из-за густого леса… Батюшки, вот чудо из чудес, несказанная благодать божия! Да и как тут не дивиться — что было в пятницу и что стало в субботу! И людей бог миловал — капли крови не пролилось
Из летописи Шендо Вичова, портного из села Котел
За околицей верхней части села, у большого тракта, сидели восемь гусларей, восемь седовласых старцев, и пели старинную юнацкую песню. Лица у гусларей выглядели молодо, а смычки лихо гуляли по струнам из бычьих жил, натянутых на гуслы.
Позади музыкантов разместились жители всего села: сперва парни, потом девушки, нарядные, разодетые, за ними стояли молодки и невесты с белыми караваями и дорогими дарами; у их ног сверкали на солнце белые менци — котелки, доверху наполненные красным вином, которое отсвечивает, как огонь, и искрится, словно горящие угли.
Стойко Попович, одетый в новую салтамарку[30] и потуры, расшитые шнурами, стоял возле музыкантов, рядом — его жена, Руса; она держала в руках деревянный поднос с хлебом и солью, чтобы встретить русских братьев, как того требует древний славянский обычай.
Возле Русы и Стойко Поповича вертелся восьмилетний Сыби; худенький, резвый мальчонка то и дело подбегал к высокому вязу, на который взобрались мальчишки постарше, и спрашивал:
— Ну что, идут?
Мальчишки копошились в листве, словно воробышки, и подробнейшим образом сообщали обо всем, что видели. С каждой минутой в толпе нарастал гомон, люди волновались.
А гуслары продолжали вдохновенно петь свои юнацкие песни. Среди них можно было видеть и дедушку Станчо, медвежатника. После долгих скитаний в Балканах он снова появился в Котеле. Он пришел сюда, чтобы вместе с другими гусларами встретить русскую армию.
Время от времени улыбающийся Стойко Попович подзадоривал его:
— Давай, давай, дед Станчо! Освободителей встречают раз в жизни!
— Что правда, то правда, — отвечал старый гуслар. — Одно жаль только, что твой тесть, старый Стойко, не дожил до этого счастья.
— Большая радость была бы для него, — продолжал Попович, — увидеть сына русским офицером, капитаном.
— Ты это про кого, про Георгия? — Старик даже вздрогнул, но играть не перестал. — Это он произведен в капитаны?
— Да, мой брат Георгий — капитан, — вставила Руса.
— Русский капитан! — с гордостью продолжал Попович, подчеркивая каждое слово. — Император наградил его двумя орденами и жемчужной саблей.[31]
Дедушка Станчо был изумлен.
Здесь котленцы ждали появления русской армии, а из нижнего края села в спешке уходил последний отряд турок. С ним бежали и котленские толстосумы, словно клещи, пившие кровь народа. Турецкий офицер метался на коне по окраинным улицам, поторапливая бегущих солдат.
Осеняя себя крестным знамением, котленцы благодарили бога, что пришел конец их рабству, и притом без кровопролития.
Когда солнце поднялось на один посох, из-за леса громыхнула русская пушка. Эхо покатилось по всей долине. Закудахтали куры, залаяли собаки, ребятишки устремились к лесу встречать армию. Все пришли в движение — и стар и млад. На деревья карабкались не только дети, но и взрослые. Ветки прогибались, словно под тяжестью плодов.
Раздался еще один орудийный выстрел. Потом заиграли трубы. Из лесу показались казаки; засверкали их загнутые сабли, словно они были отлиты из солнца. Впереди конницы скакали два всадника: на белых конях, в белых сюртуках они напоминали лебедей. Один из них был генерал Дибич, другой — князь Горчаков.
Глаза котленцев застилали слезы. Гуслары с трудом держали в руках свои гуслы. Наиболее видные люди села во главе со Стойко Поповичем вышли с церковными хоругвями вперед. В селе звонил колокол. Люди крестились и плакали. Руса, окруженная молодыми женщинами и девушками, устремилась навстречу командирам с хлебом и солью.
Увидев шествие, генерал Дибич и князь Горчаков остановили коней и спешились. Когда одна из девушек поднесла им хлеб и соль, каждый из них отломил по кусочку хлеба, макнул в соль и съел. Затем генерал Дибич что-то сказал Горчакову, и они сели на коней.
Глядя на них, народ, казалось, онемел. Старики, девушки в самых лучших нарядах, красивые парни — все глаз не сводили с командиров: не терпелось что-нибудь от них услышать. Тогда генерал Дибич, привстав на стременах, сказал:
31
Сабля с изображенными на ней мечами, украшенная жемчугом. Награждались такой саблей за особое мужество, проявленное в боях.