— Дорогие братья болгары, от всей души и от всего сердца благодарю вас за гостеприимство. Я вижу по вашим лицам, как велика ваша радость. Мы, русские воины, радуемся вместе с вами вашему освобождению!
После этой краткой речи генерал и князь Горчаков тронулись на конях дальше. За ними следовали рысью охранявшие их казаки. На обочине вдоль дороги толпились люди, они кричали «ура», бросали цветы, подносили дары солдатам и плакали от радости.
Исчезнув за горою словно ветер, конница, настигая хвост недобитой змеи, устремилась в долину.
В селе, на площади, расположилась на привал пехота. Солдаты составили ружья в козлы. Со всех сторон толпились местные жители; они приносили еду, подарки, разговаривали, смеялись. Всюду звенели песни, раздавались радостные возгласы, играли гуслы и волынки, гремели барабаны, визжали зурны. В домах и во дворах, на улицах и площадях можно было увидеть людей, чьи глаза светились счастьем и радостью; всюду разливали вино, на столах белели круги брынзы, красовались пышные караваи. Счастливые котленцы лихо отплясывали хоро. Такого ликования Котел никогда не видел даже в самые большие праздники.
Миновал полдень. Солнце уже клонилось к Стара Планине, а войска все шли и шли без конца. Все жители села, и стар и млад, по-прежнему стояли вдоль главного тракта. Парни любовались красивой солдатской формой, разглядывали изогнутые сабли, длинные пики, восхищались белыми рубашками. А девушки, украдкой поглядывая на русских богатырей с загорелыми лицами и тонкими, лихо закрученными усами, жались друг к дружке, стыдливо улыбались и то и дело бросали им красные розы, букетики герани. Старики пытались заговорить по-русски, а некоторые лишь повторяли: «Братушки, братушки!», и это наполняло храбрых воинов чувством радости и умиления. После длительных и упорных боев с врагом, они оказались наконец среди близких и родных людей.
Пожилые котленцы, всматриваясь в русских офицеров, спрашивали:
— А куда пропал наш капитан? Вы его не видели? И мы теперь можем похвастаться своим капитаном. Его зовут Георгий Мамарчев. Из Котела он. Не знаете, где он? Скоро будет проходить его часть?
— Мы его не видели, братцы. Но раз он у нас служит, то непременно будет проходить. Ждите, поглядывайте на дорогу — появится он!
Котленцы зорко всматривались в лицо каждого проходящего офицера… Но Мамарчева среди них не было. Наконец под вечер молнией разнеслась радостная весть:
— Капитан Мамарчев здесь! Капитан Георгий приехал верхом на коне! Боже, как он одет — на нем все блестит! Бегите скорей, смотрите!
И снова шум-гам, снова все от мала до велика кинулись встречать дорогого гостя, который более двадцати лет назад покинул родной край. Стремительно мчались дети; бежали наперегонки девушки и парни; не отставали от них и люди постарше; постукивая посошком по булыжной мостовой, ковыляли старики и старухи. Они то и дело крестились, бормоча про себя:
— Дай ему бог здоровья, нашему капитану! Дождались-таки его…
Капитан Мамарчев въехал в село на белом коне. Белогривый Орел (такова была кличка его коня) выступал впереди батальона. Капитан Мамарчев, сдвинув набок свою белую фуражку, придерживал одной рукой драгоценную саблю и с волнением смотрел вперед. Вот они, деревянные котленские домишки. Вот знакомые улочки, заросшие травой и репейником, а вот и Греции дол, где, по преданию, Крум Страшный разбил войска греческого императора Никифора Фоки и, празднуя победу, пил из чаши, сделанной из его черепа. Вот они, родники, сады, водяные мельницы, сукновальни… При виде этой милой сердцу картины, при виде народа, который возбужденной толпой устремился ему навстречу, словно бурный поток, на глаза его навернулись слезы, у него задрожали губы.
— Ура-а! — кричали люди, устилая перед ним дорогу пучками герани. — Да здравствует наш Георгий! Слава во веки веков!
Над головами людей кто-то размахивал гуслой и изо всех сил кричал старческим голосом:
— Капитан! Капитан! Погляди сюда! Взгляни на старика, на приятеля твоего отца!.. Эй, капитан! Георгий! Погляди сюда!..
Обернувшись, Мамарчев увидел старика с распахнутой грудью. Тот весь покраснел, плачущие глаза его под белыми бровями светились счастьем. Постой, постой, так это же старый медвежатник! Тут Мамарчев заулыбался и, вскинув руку, отдал честь.
— Помню я тебя, дедушка Станчо! Как не помнить!
Расчувствовавшийся старик кричал еще громче. Он был уже не в силах остановить слезы и сам не слышал и не понимал, что говорил потом. Толпа прибывала. Все протягивали руки, желая поздороваться с капитаном; все наперебой кричали, спрашивали, помнит ли он их, называли свои имена, припоминали ему всякие случаи из прошлого, из детства… Одних капитан Мамарчев узнавал, других забыл, третьих помнил весьма смутно, однако все в этот момент — и старики и младенцы — были ему милы, близки и дороги. Он, улыбаясь, приветствовал их, козырял им по-солдатски, вместе с ними кричал «ура», так же, как они, радовался и плакал.