— И сливенцы такого мнения, — заметил Стойко Попович. — Они ждут не дождутся, чтоб русское командование дало знак.
— Какой им нужен знак? — возразил Георгий. — Все сейчас в наших руках. Мы сами должны действовать.
— Это верно, — согласился Стойко. — Только все надо делать с умом, Георгий! Третьего дня видел в Сливене Ивана Селиминского, так он тоже говорил мне, что все надо делать с умом и тайно… Чтоб турки не догадались.
— Селиминский? — удивился Мамарчев. — А чем он занимается?
— Просвещает народ.
— А на каком языке?
— На греческом.
Капитан Мамарчев нахмурился.
— Послушай, Георгий!.. — продолжал Стойко. — Наш Селиминский, хоть он не умеет ни читать, ни писать по-болгарски, хороший патриот. В Сливене его братство делает много полезных дел для народа. Он ополчился против фанариотов[32] хотя сам когда-то учился у них. Верно, читает и пишет он только по-гречески, но кто сейчас среди нас, болгар, обучен грамоте по-другому? Ни школ, ни книг у нас нет своих. А греческий — его знают по всему свету, и притом с глубоких, древних времен.
— Я не собираюсь говорить ничего плохого о греческом языке, — возразил Мамарчев. — Как волонтер, я кровь проливал за Грецию и греческий народ.
— Ну, довольно политики, братец, — заметила Руса. — Садитесь-ка лучше за стол — ведь столько лет не виделись!
В это время у входа со стороны двора послышался чей-то громкий голос. Руса вышла посмотреть, кто там такой. Посреди двора стоял огромного роста солдат.
— Капитан здесь, молодка?
— Где ж ему быть!
— Скажи ему, пускай выйдет на минутку.
«Что это за солдат такой? — недоумевала Руса, и в ее сердце закралась тревога. — Зачем ему понадобился капитан?» Вернувшись в комнату, она сообщила брату, что его зовут.
Выйдя на галерею, капитан Мамарчев увидел своего ординарца Станчо Медвежатникова.
— В чем дело, Станчо? Что случилось?
Станчо смущенно замялся, потом сказал упавшим голосом:
— Дедушка мой, Станчо, только что умер, так вот я пришел сказать…
— Умер? Где? Отчего?
— Кто его знает… Говорят, будто от радости разорвалось у него сердце. Кто его знает… Он, верно, был очень стар. Тяжело мне, капитан! Вот я и пришел сказать тебе, чтоб ты знал…
Спустившись по лестнице вниз, капитан Мамарчев обнял своего верного бойца. К ним сошли и Стойко, и Руса, и Сыби. Все они направились на площадь, где упал с гуслой в руке старый медвежатник дедушка Станчо, счастливый тем, что встретил русских братьев. Толпившиеся вокруг люди удивленно качали головами, крестились и говорили:
— Вот что значит свобода! При виде ее человек от радости может умереть.
НЕОЖИДАННЫЙ ОБОРОТ
Орлы генерала Дибича неслись уже по фракийской равнине к Адрианополю.
В это время капитан Мамарчев неожиданно получил приказ главнокомандующего, в котором было сказано следующее:
«Принимая во внимание высшие государственные соображения, приказываю: болгарскому ополчению на юг от Балканского хребта не продвигаться…»
Капитан Мамарчев вздрогнул. Этот приказ подтверждал сомнения, мучившие его до сих пор. Выходит, свобода Болгарии остается на втором плане! Терпела четыреста лет рабство, пускай еще подождет да потерпит…
— Нет! Довольно терпеть болгарскому народу, — ответил капитан Мамарчев офицеру, который вручил ему приказ. — Мы больше не намерены сидеть сложа руки! О возвращении назад не может быть и речи!
— Я выполняю свой воинский долг, ваше благородие!
— Скажите генералу Дибичу, что и мы, болгарские волонтеры, тоже выполняем свой воинский долг. Мы пришли сюда не ради прогулки по Стара Планине, а для того, чтоб сражаться за свободу своего отечества…
— Я вас вполне понимаю, но вашему ополчению запрещено переходить через Балканский хребет. Мало того. Чтоб облегчить заключение перемирия, которое скоро, вероятно, будет подписало, вам надлежит распустить своих волонтеров.
— Тут я ничего генералу Дибичу обещать не могу, — ответил Мамарчев.
Не забывайте, ваше благородие, что вы русский офицер!
— Да, это мне известно. И пока я офицер на русской службе, я, естественно, обязан подчиняться приказам главного командовании. Можете быть спокойны: военный порядок и дисциплинарный устав я знаю.
Подав руку, капитан Мамарчев простился с нарочным Дибича. И в тот же миг решил действовать быстро и без колебаний.
32
Фанариотами именовались богатые греки, занимавшие в Турции высокие административные должности, и некоторая часть греческого духовенства, которые всячески препятствовали болгарскому национальному возрождению.