Попович посмотрел на него подозрительно.
— Я человек в летах, — смущенно продолжал Мамарчев. — Жениться мне уже поздновато, и все же мне придется обзавестись семейством, чтоб и русские убедились, что я действительно решил остаться в Болгарии.
— Ты прав.
— До сих пор моя волонтерская жизнь не позволяла мне ни семьей обзавестись, ни о собственном гнезде подумать.
— В Сливене живет одна хорошая девушка, дочь почтенных родителей. Ты ее знаешь… Мы с ее отцом старые приятели.
— Ты имеешь в виду Раду?
— Ее… Она столько раз спрашивала про тебя… А теперь, после того как увидит тебя в офицерской форме, раздумывать не станет.
— Мне она тоже по сердцу.
— Я постараюсь все уладить, — заверил его Стойко Попович. — Можешь положиться на меня… Да мы и вдвоем можем поехать в Сливен.
— Что ж, поедем… Как только русские увидят, что я женюсь, они окончательно убедятся, что я решил уйти со службы. А для дела это крайне важно.
И мысли снова вернули капитана Мамарчева к планам будущего восстания.
В СЛИВЕНЕ
В городе восемь тысяч домов, двести мельничных жерновов, двести валялен, двести тысяч дюлюмов виноградников, дивные сады и многое другое — все в прекрасном состоянии…
Из воспоминаний Ивана Селиминского
В середине августа капитан Мамарчев поехал на своем красивом белом коне в Сливен. Вместе с ним отбыл и Стойко Попович.
Стоял знойный летний день. Всадники ехали по узенькой горной тропе молча. Они уже высказали друг другу все, что у них было на душе.
Мамарчев обозревал тенистые леса, глубокие овраги, прислушивался к журчанию ручьев, и сердце его переполнялось счастьем и радостью. Сколько раз, будучи еще мальчишкой, он проезжал по этим местам; сколько раз бродил по этим тропам и буковым чащам; сколько раз склонялся над здешними родничками, чтобы напиться студеной воды и плеснуть ею себе в лицо! И вот он снова тут, опять душа его ликует, сердцу его легко!..
Снова он ехал в Сливен, после того как двадцать три года скитался на чужбине. Многое за это время изменилось, много людей — близких и знакомых — ушли в иной мир. Многих он забыл, многие, может быть, едва помнят его. Как-то его встретят? Что станут говорить, увидев его в офицерском мундире? Будут ли радоваться, когда перед ними предстанет в офицерской форме болгарин? Тронет ли это бунтарские сердца сливенцев? Пойдут ли они за ним, услышав его боевой призыв?
Приближаясь к городу, капитан Мамарчев и Стойко Попович увидели у самой дороги родничок; вода с журчанием лилась из нескольких отверстий в камне. Спешившись, всадники решили напоить лошадей.
Отсюда открывался вид на Сливен и его окрестности. Широко раскинулись тенистые сады и виноградники, окруженные громадными орехами и стройными тополями; в садах росли яблони, сливы, персики, миндаль. Из виноградников выглядывали низенькие сторожки, покрытые плитняком или дранкой… Среди просторных, тонущих в зелени дворов краснели черепичные крыши домов. Белели минареты мечетей. Высоко выступал купол старинной церкви. Гора приняла в свое лоно город, а высокие синие камни вонзились в небо и, не страшась ни ветров, ни бурь, ни туманов, охраняли его со всех сторон, словно молчаливые и гордые стражи.
Вблизи города, в глубоких ущельях, тарахтели водяные мельницы, шумели валяльни, лесопилки, а на окраинах и в самом городе работали кожевенные и шорные мастерские, кузницы. И среди горных лесов, и в ущельях, и в городе — всюду кипела работа.
Глядя на Сливен и венцом окружавшие его горы, капитан Мамарчев испытывал двоякое чувство. Он радовался богатству и красотам родного края и скорбел оттого, что этим богатством и красотами пользуются чужеземцы, тираны, захватившие его родную землю более трехсот лет назад. Сколько же еще будет продолжаться это рабство!
Капитан Мамарчев и Стойко Попович снова сели на коней и поехали к городу.
В этот будничный день народу в городе было мало. Многие ушли на полевые работы, в мастерские.
У Стойко Поповича было в Сливене немало знакомых, но ему не хотелось попусту отвлекать людей от дела, поэтому он предложил капитану отправиться в большой трактир, находившийся в болгарском квартале Клуцохор.
Трактир представлял собой невысокое здание с галереей и с широкими навесами. Вокруг галереи вились виноградные лозы, опоясывавшие все здание. Во двор въезжали через высокие кованые ворота с небольшим черепичным навесом.
Приближаясь к воротам, всадники соскочили с коней. Стойко Попович дважды постучал и крикнул: