РАССТАВАНИЕ
Капитан Мамарчев возвратился домой очень обеспокоенный. Жена ждала его с нетерпением. Встреча с управляющим не предвещала ничего хорошего. И действительно, ее предчувствия оправдались. Увидев встревоженное лицо мужа, она сразу поняла, что случилась беда.
Привязав под навесом коня, Мамарчев поправил сдвинутую назад фуражку и молча подошел к хижине. Мысленно он все еще продолжал спор с управляющим. Не случайно при виде жены он как будто даже вздрогнул и поглядел на нее с удивлением. Вокруг него весело щебетали выбежавшие из дома дети, как всегда бывало, когда он возвращался домой. В таких случаях, любуясь ими, отец ласково хлопал их по щечкам. Однако в этот раз он был молчалив и сердит.
— Кончилась, Рада, моя свобода, — начал он. — Пес показал клыки.
— Что случилось?
Рада подошла к нему поближе. Мамарчев сел на деревянную скамейку под смоковницей, откуда часто любил смотреть на море, и взволнованно продолжал:
— Прекратят выплату пособия. С нынешнего дня мы здесь самые последние бедняки.
Дети облепили отца со всех сторон, а самый маленький забрался к нему па колено и стал внимательно прислушиваться. Малыш часто улыбался, разглядывая парчовые погоны, и явно ничего не понимал. И хорошо, что не понимал, потому что в том, что рассказывал отец, было мало радости.
— Что же нам теперь делать, Георгий? — спрашивала жена.
— Я и сам не знаю.
— Может, сообщить Сыби? Авось поможет чем.
— Только этого ему не хватало! — махнул рукой Мамарчев. — Мало ему браильских неприятностей,[60] так еще с нами станет возиться. И потом, как знать, может, его и след простыл. Над Сыби висит смертный приговор, так что ему не до нас.
— Тогда давай снова попросим Богороди.
Мамарчев смерил ее строгим взглядом:
— Не вздумай еще раз повторить это имя!
— Он человек влиятельный, Георгий…
— «Влиятельный»! Вот до чего довел он меня своей влиятельностью! Разве не знаешь, что Крыстевич его правая рука? Или ты вообразила, что Крыстевич действует на свой страх и риск? Что велит Богороди, то он и делает.
— А может, он перестарался?
— Ничего удивительного, холуй не может не перестараться.
Разгневанный Мамарчев встал и начал ходить взад-вперед, не находя себе места. Жена с тревогой следила за каждым его движением — таким возмущенным и злым она видела его впервые. Он ходил долго, пока нервы его наконец немного успокоились.
Рада снова заговорила:
— Все образуется, Георгий, не огорчайся. И потом, мы с Марийкой можем вязать сети с рыбаками, так что голодными не останемся.
— Дело не только в этом, — сказал Мамарчев, снова сев на скамейку. — Этот мерзавец и работать нам не даст. Разве не видишь, что он решил нас уничтожить? Он служит Турции, а я — своему отечеству. Вот причина гонений.
— Ну и что из этого?
— В этом главное, Рада! Он разобщает людей, сеет между ними ненависть. Возьми, к примеру, нашего Сыби… Почему князь Богороди сейчас даже взглянуть в его сторону не желает? Потому что Сыби не стал плясать под его дудку, подобно Крыстевичу, а избрал другой путь.
— Ох боже, боже! — воскликнула в отчаянии женщина. — Весь мир перевернулся!
— Не перевернулся. Напротив, все стало на свои места — кто с нами, кто против нас! Я рад, что Сыби пошел моей дорогой, а не поддался на уговоры Богороди. Не заискивая перед султаном, а через бунт и революцию мы добьемся свободы. Это надлежит знать каждому. Вот почему я так счастлив, что Сыби пошел моей дорогой.
Образ молодого племянника вдруг вырисовался в сознании Мамарчева со всей ясностью. Кто мог подумать, что из слабенького, кроткого мальчишки выйдет такой страстный и горячий патриот?! Ведь Мамарчев лишь несколько раз видел Сыби — тогда тот был еще маленьким мальчиком, — и ему было довольно трудно представить себе его взрослым. Однако его письма позволили капитану увидеть образ храброго, мужественного и гордого юноши.
Особенно отчетливо Мамарчев помнил, как он вместе со своими волонтерами в 1829 году прибыл в Котел. Тогда он почти не обратил внимания на маленького мальчугана, хотя тот уже в ту пору отличался необыкновенной любознательностью и надоедал всем своими бесчисленными вопросами. В отличие от других детей, он не носил фески, а щеголял в черной барашковой шапчонке, в узких крестьянских штанах и безрукавочке. Мальчик постоянно вертелся возле капитана, то и дело посматривая на его золотые эполеты. Его жадные, горящие как огоньки глаза вспомнились Мамарчеву вдруг. Вероятно, теперь они обрели более твердый, гранитный блеск, в них присутствуют дерзость и сила горного орла.
60
В 1842 году Раковский под именем Георгия Македона поднял в Браиле бунт, за что был арестован и приговорен к смертной казни. Однако Раковский сумел спастись, бежав во Францию. (Примеч. автора.)