Выбрать главу

Приписывают явлениям и событиям смысл, которого в них нет, и не видят тот смысл, который налицо.

Начну издалека.

На «большом разговоре» главный говорящий среди прочего рассказал, как он выпустил из тюрьмы бизнесмена, за освобождение которого ходатай заплатил немало миллионов. Не называя имени этого счастливчика, президент заявил, что и так все понимают, о ком идёт речь.

Я не знаю о ком, мне это неважно. Тут важно другое. Что именно этим сказал президент?

— Президент признал, что выпустил человека из тюрьмы он, а не суд. А ведь это прерогатива суда, а не его!

— Выпустил человека не потому, что признал его невиновным (хотя, опять же, это не в его компетенции), а потому, что за него заплачено. То есть озвучил факт коррупции.

Зачем он это сказал и что он тем самым сделал?

Сделал он следующее:

— Признал коррупцию на самом-самом верху режима.

— Признал узурпацию функций суда президентом. То есть отсутствие в стране разделения властей, основополагающего принципа республиканской формы правления.

— Признал превышение собственных полномочий, то есть признался в должностном преступлении.

Это понятно? Ну, кому-то, может быть, даже это непонятно. Тогда это многое говорит об этом «непонятливом» человеке.

Итак, что он сделал, что признал и что сказал — понятно. Это яснее ясного. А зачем он это сделал?

Ведь здоровый, здравомыслящий человек в трезвом уме и твёрдой памяти обычно скрывает свои преступления и признаётся в них только под давлением доказательств, чтобы смягчить наказание. А тут признание делается добровольно, да ещё и с вызовом, даже с гордостью.

А сделал он это вот зачем:

— Идут разговоры об амнистии капиталов. Это хорошо. Разговаривайте себе, но имейте в виду — амнистия будет только по моей милости: захочу — амнистирую, захочу — нет.

— В стране за решёткой много бизнесменов. Все гадают, кто виноват, кто не очень? Почему невиновные сидят, а виновных выпускают и прощают? Так вот не надо гадать! Захочу — любого посажу, а захочу — любого выпущу. Ваша судьба зависит не от того, виновны вы или нет, а от моей милости.

— Вы увидели в миллионах, которые заплачены за известного бизнесмена, коррупцию? Так я вам объясняю: коррупция — это то, что я называю коррупцией, и не ваше собачье дело, что такое коррупция, что такое преступление, злоупотребление властью!

— Я — диктатор, но я добрый, а не злой. Если меня хорошо попросить (немного миллионов украшают просьбу), то я всё решу по-доброму.

Теперь все поняли? Понятно ли, что он хотел сказать этим заявлением? Понятно ли, зачем он его сделал?

Если это понятно, то должно быть понятно и то, почему и зачем Наталья Эйсмонт рассказала про диктатуру как страновой бренд.

Если это понятно, то должно быть понятно и то, почему в прошлом году разрешили День воли, а в этом году не разрешили.

И совершенно неважно, хорошо ли прошло всё в прошлом году. Есть ли опасность беспорядков в этом году. Не надо искать других причин, кроме милости диктатора.

Нет в этом году никакого запрета на День воли. Просто нет милости диктатора. В прошлом году была, а в этом нет. Вот и всё.

Пойдём дальше.

Если это понятно, то ведь это фашизм!

А это понятно?

Кажется, впервые я произнёс публично слово «фашизм» в отношении к режиму Лукашенко в апреле 1995 года.

А ведь тогда режим ещё не успел сфальсифицировать ни одни выборы: первые выборы после избрания президента будут только через месяц.

Тогда ещё не было в стране политзаключённых.

Ещё ни один оппонент режима не был убит (убиты были Артименя и ещё один могилёвский деятель, но это были бизнес- или бандитские разборки), ни один человек не пропал без вести.

Какие же основания у меня были для квалификации режима как фашистского?

Я тогда написал в «Апрельском катехизисе»: «Достаточно ли лёгкого избиения депутатов в здании парламента, чтобы назвать режим фашизмом?»

Сергей Наумчик до сих пор не может простить мне эту фразу. Он не обратил внимания на фашизм и обиделся только на «лёгкое избиение». Но избиение было действительно лёгким: никому не проломили череп, никого не убили и не покалечили. Двое из тех побитых 25 лет спустя присутствовали на последнем «большом разговоре» и даже хвалили мудрого президента.