Ей за то, что в пределах разбоя
Топчет банный осиновый лист.
* * *
Если можешь, дыши
В нереальном, заоблачном мире, –
Я не стану на грешную землю
Тебя опускать.
Только музыку слов ты услышь
В засорённом эфире –
Там другая жила
Для уставшей души благодать.
Там слова жили так,
Будто день их – короткий, последний!
Надрывались, рвались, но…
Смирялись с искусством «сказать».
Современных скачков, мешанины из слов
Проповедник,
Ты не сможешь двух слов
В жизни ровно текущей связать.
…Что ж, молчи! Я тебе говорить запрещаю.
Просыпайся – и пой,
Если это угодно душе.
Только я за слова, я – покуда жива –
Отвечаю,
Потому не терплю
Надсадившее глотки клише.
колодец-поэт
О душе – если есть! – позаботься:
В перестроечный век сохранил?!
…В глубине неживого колодца –
Звёздный свет, что его посетил.
В миг, как звёздочка в небе угасла,
Наш колодец безгласный, во мху,
Застонал, что стоял не напрасно,
Принимая и хлам, и труху, –
То есть залежи грязи житейской,
Словно старый старьёвщик – утиль.
…И себе не сказал он: «Бездействуй!» –
Чем сограждан своих восхитил.
И звезда – всё же ради молчанья! –
Отдавала свой праведный свет
Этой глуби, дождавшись свиданья…
…И колодец решил: «Я – поэт».
* * *
Нет сил, чтоб руку протянуть
Тебе, о чьей беде не знаю.
Но длить ли сумрак, стиснуть ль грудь,
Принадлежит решенье маю.
Бровей угрюмых два крыла.
И очевидна тайна глуби
Души, что зá душу взяла,
Хоть та и эта – однолюбы.
Мне ветер руки целовал, –
А был ли счастлив ты в мгновенье,
Когда сирени чуткий залп
Обезопасил дым цветенья?
истома
Кто ты мне? Стёртый образ – и только.
Нахожусь в забытье, как в плену
Тех ночей, где лимонная долька
Тщилась сметь походить на Луну.
Не приму этот мир новолунья:
Я боюсь разгоранья лучей…
Ах, Луна, ты ль не дивная лгунья? –
Вдохновляешься сглазом ночей.
Знай, что отсветы дальних пожаров –
Дань влечению пепельных крыл,
Тéней жизни – печальных, поджарых! –
К миру жизни, лежащей без сил.
Что любовная, что ли, истома
Чутко сходит поýтру на нет,
Но с Луною да будет знакома! –
В полнолунье несущая бред.
правда
В разрыве нашем нет твоей вины:
Не выдержал с собой несхожесть рядом.
Как ни были бы дни накалены,
Предзимье разродится снегопадом.
Я думаю: пусть было бы чудес
Чуть-чуть побольше, чем на самом деле.
…Вот луч сквозь тучу летнюю пролез,
Хоть туча растянулась на неделю.
Не подставляй ты солнышку лица:
Пускай хотя бы сердце обогреет.
…Когда б не ядра града из свинца,
Не пожинал бы век того, что сеет.
И ты меня за жёсткость не вини –
Я из другого вылеплена теста.
Люби по гроб безоблачные дни
И ложь: в среде таких имеют место.
жасминный дождь
В глазах у влажного июня,
Не возжелавшего дождя,
Мой бабий плач – ужасный нюня,
Что ноет, кашлем подавясь.
А дождь – он шёл… ленивый, слабый,
В ночь распускавший лепестки
Жасмина розового, дабы
Мой кругозор зажать в тиски
Июней, очень настоящих,
Июней, слившихся в один, –
Без комаров, и днём гудящих
О том, что вымок весь жасмин.
* * *
Веет ветер, принёсший покой.
Рябь речная нагрета, что шифер.
Солнце светит над той же рекой:
Во владениях солнца, не выше.
Солнце знает – по кругу! – свой путь.
Потому и земля хлебосольна.
…Будет сумрак
вползанием в грудь
Донимать, что меня не достойно.
И придёт из-за леса тоска.
Щерясь яростно лунным оскалом,
Позовёт вместе с ней поискать
Нежность
в памяти с крупным провалом.
* * *
Ах, Луна, ты почти что светило?
Лунный серп от земли далеко.
Я бы всё этой жизни простила:
Даже то, что пустила под кров.
А хотелось ещё приобщиться
К небесам, где зачаток Луны
Нарастить себя хлопотно тщиться:
Звёздной пыли амбары полны.
Соль надежд, что посеяна всеми,
Кто хотел вечной жизни:
Так вóт –
Потихоньку развеялось семя –
Только звёздное млеко течёт.
сушь
1
Сошли снега – ни рано и ни поздно.
Грачиный говор медлен, не криклив.