Кто сам в себя ушёл, как в сетку
Карась из ржавого пруда,
Кто поднялся с земли на ветку,
Хотя в земле его нора –
И много лет крота слепого
Спасала от врагов дыра
Во вход по прозвищу кротовый.
Теперь сидит на ветке крот.
Обличье принял птицы райской –
О райских яблоках поёт,
Играет с птенчиками в цацки.
Проплыло облако над ним,
Крылом с кротом задело ветку –
И крот – небесный властелин! –
Пустил то облако по ветру.
И на его земле дождей,
Где нору в осень заливало,
Вдруг ни прудов, ни карасей
Не стало… (Как и не бывало.)
Пруд высох, попросту зачах,
Дно сплошь изрезали морщины…
Сидит на ветке – крот? иль птах? –
С глупцой божественной личины.
* * *
Он выстроил собственный улей,
«Лопух», что – какой-никакой! –
Одной, развороченной пулей,
Негнущейся левой рукой.
Чеченские кончены войны.
Обжить бы под солнцем места,
Которых «крутые» достойны,
Как кол в огороде – листа.
Хоть кол и высок, и обструган,
Но пугалом всё же одет:
Пусть пугалом будет из пугал
Для тех, перестроечных лет.
Такое своё окруженье
«Лопух» тоже выстроил сам.
…Земля – вот предмет притяженья,
И мёд всё течёт по усам.
* * *
Не судить бы людей
за науку
Просто жить, не тужить ни о чём.
Самолёт
на паденье –
по звуку! –
Если верить, уже обречён.
Хочешь жить – значит, радость в избытке.
Судно – в море житейских утех!
…Ненавистны шторма для улитки,
Будто волны попортят ей мех.
Даже в час мирового злодейства –
Под сиденье заложен тротил! –
Так спокойно святое семейство…
…Террорист, обходительно мил,
Выпьет воду из рук стюардессы
И стаканчик вернёт на поднос,
Оправдав и господ интересы,
И на век катаклизмов прогноз.
СОРЕВНОВАНИЕ
Пожалуй, синим пламенем горела
И прямо в рай катилась суть страны,
Покамест жизнь своё – улитки! – тело
Вмещала в панцирь смутной белизны.
Смотрела жизнь, как в бешеной горячке
Менялся опыт прошлого на быт,
Где, что ни день, погода, словно в качке
На море, что не хочет, а штормит.
И поджигали бойкие синицы
Валы морские, вырвавшись из рук.
…Соревновались меж собой столицы
За первенство: Москва иль Петербург?
* * *
Этих осеней, веришь, не счесть:
Столько их на земле побывало!
А сегодня – об осени весть
В стихотворные строки попала.
Я о лете ещё напишу,
Даже если закопано в зиму.
Но теперь – не понять и ежу,
Почему он потворствует гриму:
Ходит в листьях – себе же во вред?! –
Как военный в летах – в камуфляже,
Что остался от пепельных лет –
От чеченских, от косовских даже.
дикарь
Перед тем, как с теплом распрощаться,
Что по капле уходит под снег,
Разреши мне с тобой пообщаться,
Разлюбивший добро человек.
И не в том ли, недобрый, загвоздка,
Что рождён добрым быть,
а судьбы,
Искривившей все рёбра подростка
И поставившей век на дыбы,
Не избег?..
И, явившись в такое
Время,
доблесть забыл ты и честь,
Променял всё-всё-всё дорогое
Ты на то, чтобы сытно поесть,
И деньгами сорить где попало,
И родниться заведомо с тем,
У кого – ни меча, ни забрала…
Не нужны они, впрочем, совсем:
Не добра он взыскующий рыцарь,
Что схлестнётся со злом,
а дикарь,
С наслажденьем смакующий «Пиццу»,
Ею смазав язык и словарь.
Двое
Борису Бочкову
Походили пешком –
Отдыхали на зреющих травах.
Проложили тропинку
Вплоть до матушки Волги-реки.
…Ты да я, – босиком,
Не в сандалиях летних, дырявых, –
Проложили тропинку –
Без того, чтоб песочек – в носки.
Ты да я, да ещё луговые ромашки:
Солнце – в каждой, и – венчик из белых ресниц
Ты да я!.. А поэму о белой рубашке
О твоей – мне писать, не жалея при этом страниц.
Написать о тебе не стихи, а поэму,
Не чураясь ни слёз, ни длиннот!
Но закрыла навек неизбывную тему:
Нет тебя – и другой поворот
Предлагают стихи, – не о жизни, – о смерти.
Приближаюсь к погосту без боли: «Встречай!»
Ты сказал: «На могиле гвоздики не сейте –
Пусть растёт и цветёт иван-чай!»
…Видишь, старюсь одна. Жаль, что явно седею…