А потом увидел, как разрумянившаяся девчонка с двумя выбившимися из-под вязаной шапочки косичками, внучка библиотекарши, безнадежно пытается провернуть в замочной скважине ключ. Вспомнил ее странный с антрацитовым отблеском взгляд, когда он, не говоря ни слова, взял у нее ключ и одним движением дверь открыл.
Про этот взгляд в калейдоскопе быстро бегущих дней он забыл на долгих десять месяцев, пока здесь же в ДК на детском Новогоднем утреннике вновь не наткнулся на колдовской его завораживающий блеск, в одном из танцевальных номеров клубной самодеятельности заметив девчонку из библиотеки в костюме пингвиненка. Ее лицо под черно-белым капюшоном, словно бы светящееся изнутри; ее движения в танце – плавные, сосредоточенные, как будто она боялась себя расплескать, плотно сжатые губы, сдерживающие улыбку, – произвели на тогдашнего Виктора впечатление ошеломительное. Ни в малейшей степени не отдавая отчета, что с ним происходит, он не мог оторвать от девчонки глаз и впал в черную меланхолию, когда номер с пингвинами закончился. Из меланхолии он вышел на финишном аккорде утренника – в зрительном зале на спектакле театральной студии ДК по пьесе Евгения Шварца «Два клена», когда в девчонке, изображавшей левую «курью ножку» у избушки Бабы Яги, узнал все ту же черноглазку.
Недели три после Виктора донимала навязчивая идея: а не записаться ли ему в драматический кружок? – так и оставшаяся неосуществленной, ибо до вхождения в пубертатный возраст был он стеснителен и ленив. И еще месяца полтора-два одолевали его фантастические видения, в которых он спасал девчонку от банды уличных хулиганов, вытаскивал тонущую из воды, лихим партизанским набегом освобождал из гитлеровских застенков, рубился рыцарским мечом с басурманами на пороге ее княжеского терема, умирал с ее именем на устах на арене Колизея… Ближе к лету образ черноглазки из его фантазий выветрился: была еще фора времени до гормонального взрыва и почти до конца восьмого класса девчонок в целом он воспринимал в качестве странных и непонятных существ, наличие которых в природе Мироздания его большей частью дико раздражало. И лишь первого сентября нынешнего учебного года, когда Виктор увидел знакомые антрацитовые глаза…
Эхом на его мысли лабухи из «Квинты» вдарили русскоязычную перепевку на битловскую «And I Love Her», которой, по традиции, заканчивали репетиции и все публичные выступления:
Еще вчера не знал,
Что жизнь чудесна,
Стихов не понимал.
Не верил песням.
Теперь я верю.
Мир изменился вмиг:
«Пришла любовь» -
Понятен стал вдруг смысл
Знакомых слов,
И я в них верю!*
* автор неизвестен
6. «ВИКТУАР, Я ТАЩУСЬ ОТ ТВОЕЙ ЭРУДИЦИИ!»
Из ДК они с Грубиным вышли последними. Лабухи разбежались раньше, а Виталию, как главному и отвечающему за все и за всех, приходилось запирать подсобку и отчитываться перед вахтером.
Погода переменилась: днем подкапывало с крыш и яркое солнце предупреждало о близости весны, сейчас же им в лицо с клубного порога ударила колючей ледяной крошкой пурга-поземка, когда, оглядываясь, видишь, как в мгновение ока стираются и исчезают в снегу ямки, только что вытоптанные ногами.
Шли дворами — так ближе. Почти половину пути молчали. Говорить было не о чем и неудобно. Но чтобы молчание не стало тягостным и неловким, а отнюдь не потому, что его это действительно волновало, Виктор спросил:
- Давно я тебя с Катькой не видел. У тебя с ней как?
- А никак! — с веселой злостью ответил Виталик.
- Не понял?
- Сейчас поймешь, ты же у нас сообразительный! Представь: вот ты встречаешься с девчонкой несколько месяцев, и вдруг она в один прекрасный день заявляет, как ей за тебя стыдно перед подружками, которые над тобой смеются из-за того, что ты не модно подстрижен…
Виктор остановился. Сказал вкрадчиво:
- Ты драться не полезешь, если я прямо скажу, что о такой на самом деле думаю?
- А вдруг у нас мысли сходятся? Ну-ка давай хором, на счет «три». Раз, два, три!
И оба на всю улицу заорали:
- Беспутая!!!
(Это ужасно нравившееся им слово Виктор привез из Кировской области, где гостил у родственников позапрошлым летом, и произносить его нужно было по-вятски, слегка растягивая последние гласные).
- Такие вот, Виктор, дела. И ничего объяснять не надо, - Грубин, пряча лицо от ветра в скворечником сложенные ладони, закурил. Он был старше Торопова на два года и, в отличие от не курившего по малолетству, отсутствию желания и из благих намерений вести здоровый образ жизни Виктора, дымил открыто даже дома.