- А вот бы здорово было, если бы люди действительно вегетативным способом размножались. До омерзения не хочется даже чисто теоретически самому себе объяснять, что со мной происходит, когда девчонки рядом. Противно себя тварью физиологической ощущать… - Виктор стушевался и замолчал в поисках нужных слов, которых не было.
- Эх, жаль, диктофона нет – такие перлы записывать надо! Сам-то понял, чего наговорил?
- А ты не понял? – обиделся Виктор.
- Скорее, догадался. Если бы ты так экспрессивно ручонками не размахивал…
- Да ну тебя!
- Ладно, не обижайся! Просто тебя реально переходный возраст грузит. Не переживай – к двадцати годам пройдет.
- Тебе же восемнадцать!
- А типа я себя не помню?! Мне вообще в четырнадцать-пятнадцать лет все девчонки дурами казались, особенно красивые, вроде куколки Барби или Мальвины из фильма про Буратино. Ни одного дела с ними по-путнему не получается, ни в чем доверять нельзя…
- Знакомо, - вздохнул Виктор.
- Только у меня за два года кое-что изменилось. Даже несмотря на то, что у нас с Катериной вышло, теперь я точно знаю: не все такие.
- Не все? – переспросил Виктор – переспросил машинально, потому что подумал о Гале и переспрашивать стало незачем.
- Не все, - убежденно ответил Грубин.
- Ага! Кроме тех, которых мы сами себе придумываем. Наш Митрич на уроках постоянно в одну тему упирается, в воспитательных, так сказать, целях, обеспокоенный чрезмерной, на его взгляд, гендерной информированностью вверенного его чуткому наставничеству контингента. Будто бы у подростков должны быть романтические представления, потому что склонность к идеализации – это и есть главное качество нормального подростка.
- Блииин, диктофон в студию!!! Или повтори еще раз – может, получится запомнить, а дома я твои слова в тетрадку перепишу! А насчет идеализации… Скажешь нет?
- Не скажу. Только выходит одно из двух: или я ненормальный подросток, или уже не подросток…
- В натуре кореш хрень какую-то гонишь. Не зря же говорят: «Любви все возрасты покорны…»
- А еще говорят: «Влюбился, как мальчишка!»
- Так и я о том же! Только, влюбившись, как раз мальчиком-то быть перестаешь. – Виталька ехидно прищурился. - Сначала в психологическом смысле, а уж потом, если повезет, то и в том, о котором ты сразу подумал. В общем, расслабься, Виктуар: ты из-за своей любви как бы что-то среднее между подростком и очень глупым взрослым!
- Спасибо, утешил! Сам я ничего хорошего в себе нынешнем не вижу. Во мне действительно возвышенных романтических чувств дефицит образовался. Не хочу и мне по-настоящему плохо от этого, но чем дальше, тем больше почему-то кажется: все они… особи женского пола одинаковые. За что же мы их… вернее, что мы в них любим? Чем сами себя мучаем?
Виталька слушал внимательно, кивал, соглашаясь.
- Из-за того, что много лишнего придумываем. Но и без этого нельзя. Как-то не по-человечески. Человеку без самообмана не обойтись. Да и не получится.
- Мечтать не вредно. Даже когда в мечтах себя на страдания накручиваешь. Тяжело потом разочаровываться. И не потому, что не из-за тех страдали, а потому, что вдруг рано или поздно выясняется: вообще никаких поводов для страданий не было. А коли так, то и слава Богу!
Грубин расхохотался, остановился, от избытка чувств хлопнул Виктора по спине.
- Кто бы нас со стороны послушал - идут два придурка и философские разговоры разговаривают! Тоже мне, знатоки женской психологии!
Виктор удивился:
- А разве кто из нас что-то не то сказал? И с какой балды ты женскую психологию приплел?
- Смотрю я на тебя, а в мозгах мысль крутится: шибко умный, однако, - убивать пора. А еще в голову цитата лезет, не помню, откуда: «Вы неисправимый романтик, Виктуар»!
- Я романтик?!
Виталик процитировал:
- «Мне надо на кого-нибудь молиться…» И правильно. А иначе кто мы? Без этого ты бы ни одной строчки не сочинил, а я бы ни одной мелодии не придумал. Помнишь, ты мне первые свои стихи показывал?
- Это цикл я назову «Из ранних», - усмехнулся Виктор.
- Мне запомнилось: «Тот любит искренне и нежно, кто любит с болью, безнадежно». В самую точку. И теперь мне понятно, кто здесь у нас безнадежно влюбленный такой!
- А, ерунда! Лучше, чем у Франсуа Вийона, не скажешь: «От жажды умираю над ручьем». Легко напиться, но скорее сдохну, чем напьюсь не из твоих ладоней…
Они подошли к Виталькиному дому.
- Ты только не заиграйся, Виктор. Как бы тебе не начать беспричинно все на боль поворачивать, потому что она у тебя в привычку войдет.