Но могут возразить: не совсем. Рай Божий представляет мир вышний. А преисподняя – она есть «где-то внизу», соответственно самому названию. Учение же о Перерождении обещает повторное воплощении в этом же самом мире... не очевидна ли разница?
Однако подобный вопрос был бы результат недоразумения. Ибо не обязательно, чтобы в этом самом. Великий русский визионер и философ Даниил Андреев, который отчетливо помнил прошлые воплощения своей души, говорил: а что такое мир сей? Он лишь случайная остановка. Представьте: трансконтинентальный экспресс тормозит посреди заброшенного захолустного поля. И пассажиры вышли из вагонов размяться... и позабыли вдруг, почему-то, откуда и куда они едут. И смотрят вокруг и думают, будто это поле представляет собою вообще все, что есть! На деле же существуют еще огромные города, леса, горы... Итак, помимо мира сего существует великое множество самых разных миров, которые расположены могут быть и «выше» сего, и «ниже». И знание о них получается именно в результате пробуждения у некоторых людей памяти об их прошлых жизнях.
Идею эту Андреев развертывает широко в труде «Роза мира», который был написан в пятидесятые годы прошлого века, во время пребывания автора в заключении по причине политической неблагонадежности (ну, еще бы! ведь на дворе была эпоха воинствующего атеизма: существование души отрицалось – перерождающейся будь то, или нет). Идея множественности миров, познаваемой в результате Перерождения, не нова. Как это упоминалось выше, еще Ориген учил: мир, который будет открыт воплощаемой вновь душе – то будет уже другой мир. Так почему бы и не добавить: райский или же адский мир – по делам ее? Собственно, так именно и понимал Ориген, в трудах которого мы имеем, по выражению В.В. Болотова, «первую систему христианского догматического богословия» («Лекции по истории древней церкви», СПб.: 1907).
Что можно видеть в итоге? Похоже, по вопросу посмертия у ведизма (учение о Перерождении является его составной частью) и христианства есть расхождения не по сути, а только по манере исповедания. О чем ведизм говорит обстоятельно и разбавлено, то подается христианским учением энергийно, сжато. Напрашивается математическое сравнение: предел функции. Ведизм – это график функции, а вертикаль христианства – это суть ее и предел: значение, к которому и стремится функция.
И это можно представить еще как последовательность во времени. Ведизм и христианство суть исторические фазы развертывания учения о пути души, стадии осознания.
Что говорит о ее пути, к примеру, ведизм восточный? Сначала человеческая душа стремится к завоеваниям (артха) и к удовольствиям (кама). Но постепенно, в процессе череды перевоплощений, праведность (дхарма) начинает представляться ей более важной целью. В итоге же очень долгого пути у души останется, предвосхищает ведизм, единственное из всех стремлений (мокша): вырваться из круговорота рождений и смертей, слиться с Богом... Тысячелетиями мокша рассматривалась мудрецами как желанная цель, но слишком уж отдаленная и возвышенная. Как этот самый предел математической функции, к которому ее график бесконечно все более приближается... Но вот родился Христос. И Он преодолел смерть, Он воскрес. Но этим он преодолел и рождение, слился с Богом («Я и Отец одно» – Ин, 10:30) оставил землю (тот самый круговорот) и вознесся к Нему на Небо.
Ведизм и христианство совпадают во мнении о цели пути души. Она, эта цель, есть окончательное единение со Всевышним. Восточная ведическая Традиция повествует об этом так: атма, отбросив майю, сознает себя Брахманом.
По сути, это есть то же самое, что вкладывает христианское учение в понятие ОБОЖЕНИЕ души. Это слово – обожение – во христианстве безоговорочно принято и употребляется святыми отцами еще со времен святого Афанасия Великого (III-IV вв.).
Итак, одинакова цель, но оказывается различен путь. Точнее говоря – способы прохождения пути. Восточный уподоблен может быть серпантину. То есть горной дороге, которая восходит постепенно, виток за витком (воплощение за воплощением) на вершину. Путь христианский же суть прямая. Он – вектор, он представляет собою трудный, но вертикальный подъем...
Концепция прямого пути это, собственно, классика эзотерики. Ее имели в арсенале многие Традиции древности. Но только до Иисуса Христа она была, исключительно, учением сокровенным. Не потому, что кто-то решил поиграть в секретики... До Него мудрецы не могли представить, как можно передать такую идею многим, не породив несуразнейших искажений.
Наверное, только Сын Божий и мог показать прямой путь к Своему Отцу. Так, чтобы его восприняли многие («Я есмь Путь» – Ин, 14:6). Вот именно такова позиция Оригена по поводу соотношения христианства и платонизма, как выражена она в VI книге трактата его «Против Цельса». Цельс утверждает высокомерно, что христианство это «платонизм для народа». И Ориген соглашается: да, можно сказать, что христианство это «особого рода платонизм». Но сразу же и подчеркивает: а в том и величайшее значение христианства, что оно суть – именно такой платонизм, который может быть для народа!
Последователи Христа, возможно, перестали бы говорить о перевоплощениях и без вмешательства Юстиниана I. И вовсе не из-за противоречия, будто бы, с Его основным учением. А только лишь по причине, что, если делается известно про прямой путь – кто будет многословно толковать об окольном и тратить время?
«Необоснованная» догматика
Из вышесказанного мы видели, что ведическое и христианское учения о посмертии суть пути, ведущие к одной цели. А может быть и этапы некоего единого пути. Один из которых – пройден, или, по крайней мере, исчерпал свою значимость.