Он гладил мой клитор в идеальном ритме с тем, как его пальцы погружались внутрь, потирая мою точку G. Мои руки вцепились в его рубашку, пока я держалась и позволяла толчкам распространяться по моему телу, расширяясь от моего ядра.
— Джеймсон. Джеймсон.
Прижавшись своим лбом к моему, он уменьшал круги вокруг моего клитора все сильнее и сильнее, пока я больше не смогла выдерживать давление. Прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать крики, я кончила. Стенки моего естества сжались вокруг его пальцев, пока я задержала дыхание, пытаясь сдержать крики, рвущиеся из моего горла.
Его движения замедлились и вывели меня из состояния оргазма. Мои пальцы ослабили смертельную хватку на его спине, и часть меня надеялась, что я оставила следы на его коже, чтобы он помнил обо мне.
Наклонившись, он поцеловал следы от моих зубов, прикусив мою губу, прежде чем снова прижаться своим лбом к моему.
— Скажи мне, что ты меня не любишь.
Мои глаза метнулись к нему. Панические вдохи вырывались из моих легких.
— Джеймсон.
Я медленно покачала головой, пока его рука не поднялась и не схватила меня за подбородок. Я почувствовала свой запах на его пальцах, и меня захлестнул поток сожаления. Не потому, что это случилось, а потому, что этого не должно было быть. Я лишь сильнее оттолкнула его, чем это было необходимо. Еще одна ошибка, которую нужно добавить к списку событий этой ночи. Глубоко вздохнув, я попыталась уйти от ответа.
— Я уже объяснила. Я уезжаю и не завожу отношений.
Его мягкие голубые глаза по-прежнему смотрели на меня сверху вниз, как в то утро, когда он дал мне понять, что любит меня. Моя отговорка не сработала. Мне пришлось найти в себе подлость, чтобы оттолкнуть его. Я не могла и дальше позволять ему держаться за меня. Я оберегала свое сердце от следующих слов. Полная холодность стала бы единственным способом оттолкнуть его.
— Конечно. Он мудак. Но я хочу его не из-за его характера. Мне нужен только его член. Может быть, его пальцы или язык. — Пальцы на моей челюсти болезненно сжались, но я продолжила, вырывая собственное сердце и роняя его на пол между нами, позволяя ему смешаться с грязными словами, которые я заставила себя произнести. — Да ладно тебе. Ты знаешь, мне быстро становится скучно, и я не хочу тратить последние несколько дней на одно и то же чертово занятие. Или человека, — закончила я, пожав плечами, что причиняло физическую боль. — Было мило, но думай об этом как о прощании.
— Эвелин, думаешь, я тебя не знаю. Ты думаешь, я не знаю, что ты напугана…
— Я не напугана. Я ничего не боюсь, — вставила я.
— Хрень.
— Только потому, что я больше не хочу тебя трахать, не значит, что я боюсь. — Он приподнял бровь, не веря мне, и я огрызнулась. Он давил и давил, а я была загнана в угол. Он давил на меня, слонялся вокруг и ставил свою жизнь на паузу в ожидании моей, а я бы этого не допустила. Пытаясь вылезти из западни, я позволила льду упасть на меня, парализовав, и прицелилась прямо ему в сердце. — Может быть, мне понравится ощущение его члена. Может быть, мне понравится, как он лижет мою киску. Никто никогда не делает это одинаково, а я, милый, люблю разнообразие.
Он отступил назад и пригвоздил меня к стене тяжелым взглядом. Мне нужно было, чтобы он отступил и отпустил меня, потому что эти слова сломали что-то внутри, и я чувствовала, как оно распространяется. Мне нужно было выйти, прежде чем я сдамся перед ним.
— Скажи мне, что ты меня не любишь, — потребовал он в последний раз сквозь стиснутые челюсти.
Сделав один прерывистый вдох, я солгала:
— Я не люблю тебя.
Мы смотрели друг на друга, не двигаясь. У нас только что была словесная битва, и я победила. Но впервые я почувствовала, что проигрываю. Слезы жгли мне глаза, я выдержала его сердитый взгляд, вложив в него все, что у меня было, чтобы скрыть бурю, готовую разразиться внутри.
— Убирайся нахуй из моего бара. — Он повернулся и потопал прочь, не оглянувшись на меня.
Одинокая слезинка вырвалась и скатилась по моей щеке, когда я прислонилась спиной к стене. Я быстро вытерла ее и поправила юбку. Опустив голову, я подошла к своему столику, схватила сумочку, быстро извинилась, сказав, что мне нужно уйти, и выбежала из «Кингз».
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
Уставившись в потолок, я наблюдала, как вращаются лопасти вентилятора, и пыталась проследить, как каждая из них движется по кругу. Я вернулась в свою кровать, где, как я боялась, теперь останусь навсегда. Я позволила одеялам обернуться вокруг меня, когда мои отяжелевшие конечности погрузились в комфорт кровати. Не двигаясь. Просто барахталась в беспорядке, который сама же и создавала. Каждый мой шаг казался большей ошибкой, чем предыдущий, пока я не начала выходить из-под контроля и больше не знала, кто я такая.