— Нет, мадам.
— Во всяком случае, вы не пытались скрыть что-либо от меня. Вы приехали в Нью-Йорк в надежде удачно выйти замуж?
— Нет.
— Тогда почему вы здесь?
Этого вопроса Филадельфия ожидала давно, но не имела на него ответа, который удовлетворил бы ее. Миссис Ормстед сказала, что Филадельфия ничего не скрыла от нее, но на самом-то деле она скрывала почти все. Ее имя, ее маскировка, Акбар — все было ложью. Между тем план сеньора Тавареса продать его драгоценности не имел ничего общего с ее отношениями с миссис Ормстед. Конечно, она не будет отплачивать этой даме за ее великодушие, унижаясь до того, чтобы предложить ей купить ожерелье за наличные. Однако все это не служило ответом на поставленный ей вопрос.
— Я здесь потому, — сказала она неохотно, — что мне больше некуда ехать.
Гедда перебрала в голове с дюжину соображений, которые она могла высказать по этому поводу, но предпочла только одно:
— Вы говорите, что приехали в Нью-Йорк не для того, чтобы искать мужа, но, тем не менее, за вами будут ухаживать, если вы будете появляться в обществе вместе со мной, ухаживать будут все время и настойчиво, главным образом потому, что вы кажетесь непроницаемой для лести. Молодые люди, как дураки, поддаются желанию добыть недоступное. Такая пустая трата энергии, но, я думаю, это удерживает их от еще больших глупостей. Кроме того, вы можете изменить свои намерения. — Она взяла следующий конверт. — Будем смотреть дальше?
Когда Филадельфия наконец сбежала из гостиной, уже наступил день. В ходе разговора она вновь и вновь отказывалась от предложений миссис Ормстед помочь ей увеличить ее гардероб. В конце концов их разговор дошел до того, что Гедда закончила спор, назвав Филадельфию «бесчувственной, неблагодарной гостьей, охваченной противоестественным стремлением перечить хозяйке дома». Гедда сунула полдюжины приглашений, которые считала приемлемыми, в руки Филадельфии и отпустила ее с тем, чтобы та сообразовала их число со своим гардеробом.
Идя по коридору к зимнему саду, Филадельфия мысленно составляла перечень своих платьев. У нее были платья для путешествий, два дневных туалета, вечернее платье, которое она надевала в театр, белое полотняное платье для визитов и зеленое шелковое платье для приемов, которое она купила за несколько дней до неожиданной смерти отца. Это была единственная вещь, в отношении которой она обманула кредиторов.
Это воспоминание вызвало у нее сердечную боль. Слишком поздно она поняла, что могла бы спасти от жадных рук бессовестных людей еще с дюжину вещей, если бы не была так потрясена смертью отца и могла рассуждать разумно. Более всего ей хотелось спасти жемчужное ожерелье, которое должно было стать ей свадебным подарком. Вместо этого, чтобы поднять ему цену, она приняла участие в его продаже. Как ни странно, она не жалела о своей расторгнутой помолвке. Она не любила Гарри Колсуорта. Это был выбор ее отца, а она, чтобы доставить ему удовольствие, готова была на что угодно.
Она тряхнула головой, не желая поддаваться этой боли, и взглянула на конверты. Приглашения были на обеды и приемы. Она могла еще раз надеть свое черное вечернее платье. Шелковое зеленое послужит дважды, один раз для обеда, а второй раз с кружевной юбкой для званого вечера, но на другие случаи туалетов у нее не было. Как ей выйти из этого положения?
Затем она прошла в зимний сад. Там на скамейке в глубоком раздумье расположился Эдуардо. Какое-то мгновение она гадала, о чем он так задумался. Иногда он бывал замкнут или изменчив, как апрельское небо. В редкие моменты, когда он думал, что один, Филадельфия чувствовала в нем меланхолию, что казалось странным при его обычной живости и энергии.
Эдуардо сидел наедине со своими тревожными мыслями. Это было уже не первое утро, которое он проводил в безделье, пока Филадельфия наслаждалась обществом миссис Ормстед и ее племянника, но сегодняшнее ожидание оказалось более тягостным, потому что он должен был подумать о тревожных новостях.
Он знал, что Тайрон не успокоится, получив его письмо о разрыве их делового партнерства, но Эдуардо не ожидал, что Тайрон откликнется так быстро. Его письмо пришло на адрес отеля, в котором Эдуардо обычно останавливался, приезжая в Нью-Йорк. Это был один из способов, действовавших годами, связываться друг с другом во время путешествий. Без сомнения, копии этого письма ожидали его в Сан-Франциско, Чикаго, Бостоне, Лондоне и Сан-Паулу. Письмо было коротким, но деловым. Тайрон хотел, чтобы Эдуардо вернулся в Новый Орлеан, но не писал почему. Это предполагало одно — там его ждали неприятности.
Тайрон никогда никого не разыскивал, если дело не шло о его жажде мести. Если же Тайрон ищет его по другой причине, то, видимо, он доведен до отчаяния. «Дьявол преследует тебя по пятам», — пробормотал Эдуардо на своем родном языке. Он должен действовать быстро, ибо существенно важно, чтобы Тайрон никогда не узнал о существовании Филадельфии.
Почувствовав чье-то присутствие, он резко поднял голову и увидел Филадельфию. Он встал.
— Мемсаиб что-нибудь желает?
— Да, мне нужен ваш совет.
Она подошла и протянула ему пачку приглашений.
Встревоженный ее озабоченностью, он даже не взглянул на приглашения.
— Что заставило мемсаиб хмурить лоб?
— Это приглашения, которые миссис Ормстед намерена принять от моего имени.
— И это все? — Он перешел с английского на французский. — Так это же превосходно! Ваше первое появление в нью-йоркском обществе ознаменовалось полным успехом. Вы, конечно, примете все приглашения. Бриллианты де Ронсаров должны показываться людям, прежде чем они будут проданы. Чем больше у вас будет почитателей, тем дороже они будут стоить.
— Вы упускаете одно серьезное обстоятельство, — сказала она, следуя его примеру и переходя на французский. — Мой гардероб не соответствует этим приглашениям.
Он пожал плечами.
— Вы здесь для того, чтобы привлечь внимание будущих покупателей драгоценностей. Придумайте что-нибудь.
Забота о деньгах, которые могли принести драгоценности, раздражала ее.
— Для вас так важны деньги?
— А разве вы не по этой причине согласились сопровождать меня в Нью-Йорк?
— Деньги никогда не были моей целью.
Какую-то минуту он просто смотрел на нее, отмечая множество мелких деталей в ее внешности, таких, например, как прекрасны ее четко очерченные скулы под бархатной кожей, как красноватые веки контрастируют с ее золотистыми глазами, как темные ресницы оттеняют персиковый цвет кожи, как она, даже в простом утреннем платье, сочетает в себе салонную строгость с изяществом дочери дикой природы. Она была молода и невероятно прекрасна, и, вопреки рассудку, он позволил ревности придумать новое и тревожащее объяснение ее интереса к тому, чтобы быть соответственно одетой.
— А какова ваша цель, мемсаиб? Этот североамериканец?
В первый момент Филадельфия не уловила его мысль.
— Вы имеете в виду Генри Уортона?
Эдуардо с раздражением нахмурился.
— Генри? Дело зашло уже так далеко?
— Какое дело? Вы что, серьезно верите в то, что Ген… мистер Уортон интересуется мной?
— Да, интересуется. Любой осел это видит.
Ее первым желанием было рассмеяться, но, не будучи вполне уверенной, она спросила:
— Зачем вы сказали ему, что де Ронсары принадлежат к аристократии?
— Я не видел оснований поощрять его влюбленность. Он вам скоро наскучит.
— Это звучит оскорбительно. Вы не можете предполагать, каких мужчин я предпочитаю. И я не нахожу Генри скучным!