— Тебя обвиняют в краже жемчуга той дамы, — прогудел он. — Что ты на это скажешь?
— Ничего! — ответила Филадельфия, встав между Эдуардо и мужчиной. — Мой слуга может украсть не более, чем я. Как вы можете обвинять его?
— Это миссис Олифант обвинила его, а не мы, — возразил ей мужчина. — И я так полагаю, она знает, что говорит!
— Глупости! — возразила Филадельфия. Как это часто случалось и раньше в моменты стресса, ее французский акцент испарился. В ту же секунду она почувствовала, как палец Эдуардо уперся ей в спину. — Это невозможно!
Мужчина измерил Акбара долгим изучающим взглядом.
— Твоя хозяйка, конечно, вправе утверждать, что человек, который у нее служит, честен, но я все равно хочу проверить содержимое твоих карманов.
Эдуардо улыбнулся, расставив ноги для большей устойчивости.
— С разрешения мемсаиб вы можете попробовать.
— Я на вашем месте был бы осторожен, мистер Броутон, — посоветовал Генри Уортон. — Был слух, что этот парень у себя в стране совершил убийство.
— Спасибо, мемсаиб, — пробормотал Эдуардо так тихо, что услышала его одна Филадельфия.
Она и забыла о своей выдумке, которую выдала портье отеля на Пятой авеню о том, что ее индийский слуга убивал непослушных слуг.
Она бросила мрачный взгляд на Генри.
— Да, сэр, я предполагала, что вы мне друг. Мне очень жаль, что я ошиблась.
Она почти пожалела, когда увидела, как зарделись его уши.
— Я всегда доверял вам, мисс де Ронсар.
Это Акбару он не доверял, но вряд ли осмелился бы сказать ей об этом. Он с глуповатым видом огляделся вокруг, взвешивая, следует ли ему принимать сторону этого иностранца, даже если он влюблен в его хозяйку.
— Дама говорит, что ее слуга невиновен, и я верю ей.
— Я сожалею, мистер Уортон, но должен сказать, что этим делом должна заняться полиция. Мы пошлем за ней, и пусть они разбираются.
— Правильно, в полицию его! — выкрикнул кто-то из мужчин.
— Да, да, — согласился с ним другой. — В полицию!
Филадельфия побледнела. Ей не нужно было слушать бормотание Эдуардо, обвинявшего ее, чтобы понять, что менее всего она могла допустить, чтобы их допрашивали в полиции. Стоит им присмотреться к Эдуардо, как они смогут разглядеть его маскировку, а тогда, если это произойдет…
— Надо быть очень осторожными. Иностранцы. В обществе их никто не знает. Я, например, никогда не слышал…
Она услышала голос, произносивший эти грязные намеки, повернула голову, и в поле ее зрения оказалась хитрая физиономия маркиза д'Этаса. Он стоял в кругу дам и разглагольствовал. Когда он появился в салоне? И почему так радуется, что она оказалась в такой затруднительной ситуации? Если он намекнет властям о своих подозрениях на ее счет, то она, как и Эдуардо, может попасть в тюрьму.
— Минуту! — закричала она. — Почему я должна терпеть такое унижение? Нет, нет и еще раз нет! — Она обернулась к Генри, испытывая некоторые угрызения совести, что вновь спекулирует на его чувствах к ней, но полная решимости спасти Эдуардо и себя любой ценой. — Неужели вы ничего не можете предпринять, месье? Ваша тетя, что она скажет, когда узнает, что произошло со мной?
Генри подошел к ней и взял ее руки в свои.
— Моя дорогая мамзель, вы можете быть уверены, что я защищу вас.
— И Акбара?
Он взглянул на бородатого язычника и вновь подумал, почему этот человек ему так не нравится.
— Его обвиняют в воровстве, а это уж дело полиции, — безнадежно сказал он.
Она вырвала свои руки.
— Прекрасно, месье. Теперь я вижу, какова ваша преданность. Я сама справлюсь.
Она отмахнулась от него и прошла туда, где на диване сидела, всхлипывая, дама, потерявшая свои жемчуга.
— Мадам Олифант, выслушайте меня, пожалуйста.
Ее властный голос заставил плачущую даму посмотреть на Филадельфию с тревогой.
— Мадам, вы обвинили моего слугу в воровстве, и я настоятельно требую, чтобы вы отказались от своего заявления.
— Ни за что! — оскорбленно заявила дама. — У меня пропали мои жемчуга, и я хочу, чтобы мне их вернули!
— Естественно, что вы этого хотите. Я тоже была бы в отчаянии, если бы пропали бриллианты де Ронсаров. — Она проверила, что бриллиантовое колье по-прежнему у нее на шее. — Но я не стала бы обвинять вас, мадам, если бы обнаружила их пропажу.
Глаза у дамы расширились.
— Надеюсь, что нет!
— Вот именно! Вот и вы не должны обвинять моего слугу в воровстве!
Дама возмущенно посмотрела на нее.
— Он весь вечер прячется в холле. Каждый, кто выходит из салона, вынужден пройти мимо него. — Она посмотрела на Акбара, и его вид заставил ее вздрогнуть. — Посмотрите на него. Он напоминает мне какого-то бородатого сарацинского язычника. Я уверена, что нас должны защитить от него.
— Мадам, он — моя защита, и я доверю ему свою жизнь, как вы доверяете своему мужу. — Произнося эти слова, она оглянулась вокруг и убедилась, что супруг миссис Олифант странным образом отсутствует здесь. А где месье Олифант?
Дама опустила глаза.
— Его здесь нет. Он сегодня неважно себя чувствует.
— Вы одна?
Дама бросила на Филадельфию враждебный взгляд.
— Конечно нет! Меня сопровождает маркиз д'Этас.
— Ах вот оно что! — Филадельфия вложила в эти слова всю многозначительность, на которую была способна. — Маркиз был свидетелем кражи?
Растерянная женщина начала заикаться.
— Ну, я… не могу сказать с уверенностью…
— Тогда говорите приблизительно, — выпалила Филадельфия, нервы ее были напряжены до предела. — Маркиз был рядом с вами, когда произошла кража?
— Нет, я ведь не знаю, в какой момент украли жемчуг. Маркиз оказался первым, кто заметил пропажу. — Она разволновалась. — Малиновое мороженое, которое я съела, не понравилось мне, и маркиз галантно предложил проводить меня в библиотеку, где не так много народу и где я могла бы отдохнуть.
Она взглянула в его сторону и обнаружила, что он смотрит на нее с откровенной неприязнью.
— Мадам Олифант совершенно права, — сказал маркиз, видя, что все смотрят на него. — Я тоже чувствовал себя неважно в присутствии этого дикаря в тюрбане. Он встал у нас на пути, когда я сопровождал мадам Олифант из салона. Когда мы пошли в библиотеку, я увидел, что жемчуг исчез с шеи мадам Олифант. Я вспомнил, что в холле с нами столкнулся этот человек. Недавно подобный вор столкнулся со мной на улице и вытащил у меня из кармана табакерку, украшенную драгоценными камнями. — Он уставился на Филадельфию тяжелым холодным взглядом. — Мне говорили, что карманный вор может снять у вас с пальца кольцо, когда пожимает вам руку. — Он повернулся к хозяину дома. — Я прошу вас, месье Додж, не обижаться за это сравнение. Конечно, нельзя ожидать таких происшествий в нашем обществе.
Филадельфия тоже обратилась к хозяину дома:
— Скажите мне, месье Додж, такие кражи на приемах редко случаются в Нью-Йорке?
— Что вы, дорогая? Напротив, — отозвался Джеральд Додж. — Воровство стало бичом светского сезона в Нью-Йорке.
— Вот как? — Филадельфия постаралась спрятать радостную улыбку от этого сообщения. — И что делалось в связи с этими кражами?
— Мало что можно было сделать, если приглашенных было немного и все они хорошо известны хозяевам.
— А вы, месье, тоже страдали от воров?
— Золотые карманные часы, кольцо с ониксом и некоторое количество денег во время встречи Нового года, — раздраженно ответил он.
Эдуардо хранил молчание, но теперь он хмыкнул, поняв, к чему клонит Филадельфия.
— Кражи происходят в лучших домах? — допрашивала Филадельфия хозяина.
— Да, — проворчал он.
— У меня пропали мои любимые часы на вечере у Олифантов после парада на Пасху, — неожиданно высказался веселым голосом Генри, начиная понимать, что происходит. — Мадемуазель де Ронсар и ее слуга появились в обществе всего несколько недель назад, а воровство в светских домах происходит уже месяцами.