У нее перехватило дыхание, и она хотела вскрикнуть, но он успел заткнуть ей рот поцелуем.
От этого поцелуя у нее ослабело все тело. Когда он наконец поднял голову, у нее уже не было сил даже на то, чтобы думать или ощущать вес своего тела, она подалась вперед и прильнула к его груди.
— Вы должны были сказать мне, — прошептал он ей на ухо.
— Что? — пробормотала она.
— Что вам нужны такие поцелуи.
— Но я… мне не нужно…
— Нет, милая, вам это нужно, и вы всегда будете получать все, в чем нуждаетесь.
Филадельфия закрыла глаза. Она чувствовала себя так, словно висела на краю обрыва, отчаянно цепляясь ногтями за камни. Его поцелуи оставили ее возбужденной, но она все-таки сохранила достаточный контроль над своими чувствами, кусая нижнюю губу, чтобы удержаться от того, чтобы попросить его продолжить эту сладкую пытку.
— Я ничего не понимаю, — призналась она, когда непростительная слеза выкатилась из-под плотно сжатых век. — И меньше всего про самое себя.
Эдуардо приподнял ее голову и улыбнулся, увидев на ее лице горестное недоумение.
— Ответ, милая, настолько прост, что я должен вскоре продемонстрировать его вам, иначе я сойду с ума. Но прежде я должен, как говорите вы, североамериканцы, кое-что выяснить.
— Я никогда этого не говорила, — запротестовала она, когда он продвинулся на сиденье и слегка прижал ее в угол.
— Миссис Ормстед захочет узнать все про вечер у Доджей, — сказал он голосом, который не выдавал муку, испытываемую его телом. — Вы можете развлекать ее историями о наших злоключениях, пока я буду отсутствовать.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она, смущенная слезами, текущими по ее щекам.
— Ничего такого, что имеет отношение к вам.
— Хорошо, оставайтесь таинственным. Но не думайте, что я буду ждать вас, потому что буду уже в постели.
— Тогда я, как только вернусь, отправлюсь немедленно в постель.
Его интонация заставила ее взглянуть в его черные глаза, поблескивавшие в темноте. Она испугалась, но не хотела обнаруживать, что между строк сказанного заметила его намерение прийти в ее постель. Она молча отвернулась.
Эдуардо хотел обнять ее, держать в своих руках, заставить ее поверить, что он чувствует, что она начинает сомневаться в искренности его чувства к ней, даже при том, что влажные следы его поцелуев остались на ее губах, но удержался. Кабриолет подъезжал к особняку Ормстедов. Если он вновь дотронется до нее, то уже больше остановиться не сможет, и тогда кучер увидит картину, о которой уже утром будут судачить все кучеры на Пятой авеню.
Он подобрал свои бакенбарды и прижал их к своим щекам, надеясь, что там осталось достаточно клея, чтобы удержать их на месте, пока он будет провожать Филадельфию до дверей.
И только после того, как он помог ей выбраться из кабриолета и провел в дом, сообразил, что почти не дотрагивался до нее. Он не ласкал ее груди и бедра. Горячая волна желания укрепила его в убеждении, что она сожалеет о его ошибке не меньше, чем он. Может, в этом крылась причина укора в ее взгляде перед тем, как она повернулась и побежала вверх по лестнице? Испытывала ли она то же, что и он, понимала ли, что они начали путешествие, которое должно прийти к концу?
Спустя полчаса Эдуардо вышел из особняка Ормстедов через заднюю дверь и нанял кабриолет. Кучер не увидел ничего необычного в элегантно одетом джентльмене, но удивился, когда тот приказал отвезти его в отель на Двадцать шестой улице.
Эдуардо не удивился, выяснив, что маркиз живет в одном из самых скромных отелей в городе. Эмигрантов принимали в американском высшем обществе не за богатство, а за то, чего не могли купить за деньги нувориши, — за гордую родословную и аристократические титулы.
Он улыбался, входя в холл отеля, и оглядел свой вечерний костюм. Эдуардо уже несколько недель не ходил в своей привычной одежде. Сейчас он испытывал удовольствие, ощущая на себе элегантный костюм из отличного материала. Горячая ванна и бритва избавили его от следов клея и грима. От него пахло сандаловым деревом. В общем, он был рад своему превращению из Акбара в сеньора Тавареса.
Когда он поднялся на третий этаж, то прошел по темноватому коридору до номера 305 и постучал. После того как ему никто не ответил и на второй стук, он достал из кармана длинную тонкую металлическую отмычку, открыл ею замок и вошел в комнату.
Он едва успел закончить быстрый, но добросовестный обыск, когда услышал шаги в холле. Проворно и тихо он встал за дверью и стал ожидать.
Маркиз был несколько пьян, что ему очень нравилось. Он предпочитал опьянение от хорошего бренди любому другому способу одурманивать себя. Вставив ключ в дверной замок, он перестал насвистывать, наслаждаясь жаром своего дыхания, которое, как пламя из пасти дракона, обжигало его лицо. Черт побери! Он был доволен собой.
С преувеличенной осторожностью он прошел к столу, где горела лампа, и стал вытаскивать все из своих карманов. Два кольца, бумажник, портсигар с драгоценными камнями на крышке и, наконец, ожерелье из трех ниток жемчуга. Неуверенной рукой поднес его к свету.
Это была неплохая добыча, но не то, чего он так жаждал. Если бы не любовные притязания этой шлюхи Олифант, он мог бы сегодня вечером добыть нечто, что стало бы венцом его карьеры. И все-таки, когда она обхватила руками его шею, он не мог удержаться от соблазна снять с нее в момент объятий ее жемчужное ожерелье.
Он самодовольно ухмыльнулся и осторожно положил ожерелье на стол. Это была справедливая цена за то, что он терпел ее объятия последние недели, но предпочел бы, чтобы его обнимала эта девица де Ронсар. Успешно снять с нее тяжелое бриллиантовое ожерелье в тот момент, когда она поднимала бы свое прелестное лицо для его поцелуя, стало бы коронным номером всей его жизни. Сама эта мысль заставила его взяться за ширинку брюк.
— Простите меня, что я прерываю этот… интимный момент.
Эдуардо стало почти жалко этого человека, который повернулся так поспешно, что чуть не упал.
Глаза маркиза полезли на лоб, когда он разглядел безукоризненно одетого незнакомца, стоявшего в темном углу у двери.
— Кто вы? Что вам надо?
Его светлые глаза скользнули в сторону жемчуга, подтверждая его первое подозрение.
— Я пришел сюда не ради жемчуга, хотя и заберу его, — сказал незнакомец приятным голосом с легким акцентом. — Но сначала, я думаю, вы поболтаете со мной.
Маркиз скосил глаза в сторону, а его рука как бы случайно потянулась к карману.
— Я знаю вас?
— Нет. — Незнакомец наставил на него короткоствольный пистолет. — И если вы собираетесь достать что-то из кармана, вам это не удастся.
Маркиз опустил руку и выпрямился, неожиданно вспомнив, кто он.
— Я маркиз д'Этас, и я хочу знать, кто вы и что вы здесь делаете?
— Кто я для вас не имеет значения. Важно, почему я здесь.
Он полез в карман, вынул оттуда монету и протянул ее французу.
Несмотря на свое опьянение, маркиз распознал сверкание золота, но, когда он увидел, что это испанский дублон с пулевой дыркой в центре, выражение его лица изменилось.
— Откуда это у вас?
— Оттуда же, откуда и у вас, если тот дублон, который я нашел в ящике вашего стола, не краденый.
— Нет! — Маркиз яростно затряс головой. — Я не рискнул бы красть такую вещь.
— Тогда объясните мне, почему человек, который дал вам этот сувенир, так ценит вас?
Маркиз растерянно ответил:
— Мне нечего вам сказать.
— Это говорит о том, что вы в трудном положении.
— Почему?
— Вы не даете мне повода оставить вас в живых.
— Вы не сделаете этого! — закричал маркиз, оставив все попытки сохранить достоинство. — Если Тайрон узнает…
— Тайрон, — задумчиво повторил за ним незнакомец. — Теперь вы начинаете интересовать меня. Вы в таких отношениях с Тайроном, что чувствуете себя вправе использовать его имя как талисман против ваших врагов? Думаю, что нет. Во всяком случае, трус вашего калибра должен иметь много врагов. Кто будет первым?