— Но я ничего не сделал!
— Во-первых, вы лжец, ваш французский акцент из дельты Миссисипи у Нового Орлеана, а не с острова Сите, во-вторых, вы вор и, в-третьих, вы обеспокоили даму, мою знакомую. Уже этого одного достаточно для меня, чтобы убить вас.
— Какую даму? Какую-нибудь вашу любовницу?
— Даму, которую я зову мадемуазель де Ронсар. А, я вижу, вы знаете ее. Что вас так испугало?
— Я только танцевал с ней! — воскликнул маркиз.
— Но вы хотели гораздо большего, чем только танцевать с ней, не так ли? Она говорит, что чувствует угрозу всякий раз, когда вы рядом. Так что я вынужден убить вас… или убрать вас из города.
Теперь, когда в разговоре возникла альтернатива убийству, маркиз обрел уверенность в том, что этот человек не собирается выполнить свою угрозу, и он осмелел.
— Я клянусь никогда больше не приближаться к этой даме.
— Тем не менее, вы проявили чрезмерный интерес к ней. Почему?
Он не успел закончить, как глаза маркиза скосились на жемчужное ожерелье.
— А, я понимаю. Бриллианты. Вы дурак. Можете вернуть мне мою собственность. — Он протянул руку за монетой, которую сжимал маркиз. Тот, не раздумывая, протянул ему монету. — Вашу монету я тоже заберу.
Маркиз побледнел.
— Вы не сделаете этого. Это моя защита.
— Которую я отнимаю у вас. Монету! Сейчас же!
Маркиз в течение нескольких секунд решал, что ему делать. Он боялся многих вещей, но человек по имени Тайрон внушал ему ужас. Он никогда не встречал его, но это имя наводило ужас во всех портах от Нового Орлеана до Сент-Луиса. Несколько лет назад, когда он крутился в Новом Орлеане, ему предложили работенку — совершить небольшую кражу. Когда он ее провернул, один человек положил ему в руку монету, сказав, что это подарок от Тайрона. Цены этой монете нет.
— Кто послал вас? — спросил маркиз.
— Нет такого человека, который приказывал бы мне.
— Тайрон? — недоверчиво выдохнул маркиз.
Ответа он не получил. Маркиз неожиданно почувствовал себя совершенно трезвым.
— У меня и мысли никакой не было насчет этой дамы. Я не хотел причинить ей вред. — Он развел руками чисто французским жестом. — Дело в бриллиантах, мой друг. Они стоят королевского состояния. Но, конечно, теперь я их не трону.
Маркиз подошел к бюро и неохотно вынул оттуда монету. Когда он обернулся, то увидел, что незнакомец отошел от двери к столу и берет жемчужное ожерелье. В этот момент огонь в лампе вспыхнул, прежде чем погаснуть, и при свете этой вспышки маркиз разглядел профиль незнакомца и понял, что в его черных волосах и бронзовой коже есть что-то знакомое. В наступившей темноте у него возник соблазн бежать, но голос незнакомца, звучавший во тьме еще более глубоким и тяжелым, произнес:
— Всем известно, что Тайрон видит в темноте как кошка. Один шаг, маркиз, и я убью вас.
Маркиз замер, его рука до боли сжала в ладони счастливую золотую монету.
— Я ничего не видел, ничего, чтобы опознать вас. Клянусь!
— Как я могу верить вам?
Маркиз почувствовал, как подгибаются у него колени и тошнота подступает к горлу. Он был трусом. У него не было ничего, кроме его жизни, за которую он бессмысленно цеплялся.
— Обладателю монеты обещано снисхождение, — прошептал он.
— Вы его получили. Вы остались живы.
Маркиз понимающе кивнул.
— Я хотел бы вернуться в Новый Орлеан.
— Нет.
Маркиз задержал дыхание, пытаясь сдержать новую волну тошноты в желудке.
— Техас? Колорадо? Калифорния? Уехать из страны?
— На первом же корабле, отплывающем за границу, — предложил незнакомец. — А теперь отдайте монету.
— Я вас не вижу.
— Ничего, зато я вас вижу.
Маркиз вытянул руку, раскрыв ладонь, и почувствовал, как ее коснулись пальцы, забравшие монету. Этот человек видел в темноте. Это Тайрон!
— На первом же корабле! — прошептал он, когда мужчина отодвинул его в сторону и вышел.
9
— Вы не уедете! Я этого не допущу! И перестаньте смотреть на меня своими золотистыми глазами, омытыми прозрачными слезами! — ругалась Гедда Ормстед. — На меня истерика не действует, но все равно я этого терпеть не могу!
— Я не плачу, мадам, — отвечала Филадельфия. — Мне просто грустно от необходимости прощаться.
Гедда посмотрела на свою юную подругу последних недель с явным неодобрением.
— Ваш отъезд как-то связан с возвращением Акбара? Он вам так дорог?
Филадельфия нахмурилась в ответ на этот обвинительный тон. Она ожидала, что ее хозяйка будет сожалеть об ее отъезде, но такой болезненной реакции не могла себе представить.
— Он мой слуга.
— Вздор! Мне рассказывали, как рьяно вы защищали его у Доджей. — Она вскинула свои брови. — Вас это беспокоит? Выбросьте это из головы. Я не сомневаюсь в том, что делала эта Олифант в тот момент, когда с нее сняли жемчуг. Хотя вора и не поймали, вы не должны прятаться и разбивать свою жизнь, как будто это вас разыскивает полиция.
Филадельфия ощутила магнетизм испытующего взгляда Гедды Ормстед.
— Мою жизнь определяют другие обстоятельства.
— То, что вы сказали, звучит как-то несимпатично. Должна ли я предполагать, что вы подразумеваете финансовые обстоятельства? Я уже говорила вам, что рада, что вы у меня в гостях. Если я в чем-то не соответствовала, то вам надо было сказать сразу. Я буду платить вам жалованье. — Она отвела глаза в сторону. — Я очень одинокая старая женщина и могу быть щедрой, когда нужно.
Неожиданно смысл предложения миссис Ормстед, как гром среди ясного неба, открылся Филадельфии. Ей предлагали полную свободу действий, только чтобы она осталась, — старуха готова платить только за ее присутствие здесь. Ее пронзило чувство обиды и унижения, но тут же возникло ощущение симпатии. Насколько одинока эта женщина, чтобы предлагать вот так свое гостеприимство. И какой расчетливой должна Филадельфия казаться миссис Ормстед, чтобы та думала, что Филадельфия может принять ее предложение.
Она встала и обошла вокруг стола, чтобы оказаться лицом к лицу с миссис Ормстед. Филадельфия взяла в свои руки ее словно пергаментную руку.
— Я очень привязалась к вам, мадам. Если бы я могла, я осталась бы.
Гедда откинула голову и посмотрела на молодую женщину, стоявшую перед ней, и подумала, была ли она хоть вполовину так хороша в этом возрасте?
— Если вы привязались ко мне, то должны остаться.
— Это так, мадам, но именно поэтому я должна уехать.
У Гедды задрожал подбородок, но она быстро справилась с собой.
— Упрямая! Испорченная! Своенравная! Подождите, я еще не кончила. Глупая! Безрассудная! Неблагодарная! Вы можете остаться со мной, а если предпочитаете, можете выйти замуж. Этот мой племянник Горас построит для вас замок, если вы прикажете.
— Его зовут Генри, мадам.
— Ха! Вы, оказывается, наблюдательны. Бедный мальчик. Я понимаю, что он не такой уж яркий молодой человек. Вы, французы, обращаете на эту сторону большое внимание. Но, насколько я помню его с пеленок, у него по мужской части все в порядке. Возможно, вы возбудите его. Во всяком случае, у него есть и другие достоинства. Он будет любящим мужем и любящим отцом. И, кроме того, у него есть деньги, куча денег. При вашей элегантности и обаянии он будет считать, что ему повезло больше, чем он заслуживает, — и будет прав!
— Я не люблю вашего племянника, мадам.
— Знаю! Вы любите этого дикаря в тюрбане. У меня есть глаза, а вы оба просматриваетесь, как оконные стекла.
— Мадам ошибается, — осторожно сказала Филадельфия и отошла, чтобы укрыться от пронзительного взгляда миссис Ормстед.
— Если бы этот мужчина был более замкнутым, я вышвырнула бы его в первый же день, — отпарировала Гедда. — Его чувства были очевидны с первого взгляда. Я не забуду выражение его лица, когда вы упали под копыта моей лошади. Если бы он мог, он поднял бы мой экипаж, кучера, лошадей и вообще все и выбросил бы нас в ближайшую канаву.