— Тогда вы можете дать мне совет. Я хотела бы открыть счет в банке и положить на него появившиеся у меня деньги. Я просила мистер Уортона порекомендовать мне банк, и он назвал как самый подходящий «Манхэттен Метрополитен Секюрити Банк». — Она медленно подняла на него глаза, надеясь, что он ни о чем не догадается. — Вы что-нибудь знаете о нем?
Опыт многих лет научил Эдуардо не выдавать своих эмоций, но в душе он содрогнулся, как от укуса змеи. Какие дела Уортон имел с «Манхэттен Метрополитен Секюрити Банком»? И почему она спрашивает его об этом?
— Если память мне не изменяет, сеньорита, этот банк закрылся более года назад.
— Вот как? А почему?
Он пожал плечами.
— Кто знает? Плохие капиталовложения. Проблемы с наличными деньгами. Растрата.
— Так много проблем у одного банка?
— Я только перечисляю возможные причины краха, сеньорита.
— Вы не находите странным, что так много банков терпят крах? Я вспоминаю историю с моим отцом. Все обстоятельства оказались столь неожиданными и жестокими по своим последствиям.
— Банковское дело рискованное, — сказал он, не сводя с нее глаз. — А почему вас интересует судьба этого банка?
— Генри Уортон друг банкира, — солгала она.
— Тогда почему же он рекомендует вам банк, про который он должен был бы знать, что тот закрылся больше года назад?
Она готова была откусить себе язык. Врать она не умела. Зачем пыталась? Филадельфия встретила его взгляд, надеясь, что это поможет ее слабой защите.
— Я хотела сказать, что они были знакомы. Вероятно, что они не сталкивались последние годы.
— Скандал с этим банком был очень шумным, — осторожно заметил он. — О нем писали все крупные газеты к востоку от Сент-Луиса. Этот странный племянник Генри не прочитал о нем, хотя даже я слышал.
— У вас были деловые отношения с этим банком? — спросила она, затаив дыхание.
«Мягче, котенок, ты играешь с хвостом пантеры», — подумал Эдуардо.
— Я очень тщательно выбираю себе деловых партнеров. Я не имею дела с ворами и дураками.
— Я воспринимаю эти слова как комплимент, — ответила она чуть хрипловатым голосом.
— Правильно делаете. В будущем я предпочел бы, чтобы вы с вашими проблемами обращались непосредственно ко мне. Я буду с вами откровенен, насколько позволят обстоятельства.
— Ваши обстоятельства, — подчеркнула она.
— Конечно мои. А теперь взгляните туда, и вы увидите наш новый дом.
Филадельфия посмотрела туда, куда указывал его палец. На вершине холма над рекой стоял дом, вид которого заставил ее вздрогнуть. Этот дом мог сойти прямо со страниц рассказов Эдгара Аллана По. Ведет Эдуардо с ней какую-то игру, или его слова имели целью спровоцировать ее, потому что она знала что-то, чего не знал он? У нее не было ответа на этот вопрос, как не было и возможности в настоящее время найти ответ.
Она откинулась на спинку, смирившаяся и подчинившаяся. В ее сумочке лежало еще два письма. Когда она будет одна, она прочитает их.
Терраса дома выходила в сад. Рядом с балюстрадой цвела душистая жимолость. Последние лучи июньского заката бросали пурпурные тени на просторную зеленую лужайку.
Филадельфия смотрела на все это великолепие, охваченная радостью этого первого дня в Бельмонте. Как глупо было с ее стороны приписывать этому дому какие-то темные дела. Дом был большой, полный воздуха, с множеством окон, выходящих на реку, а из других окон виднелись далекие горы. Ничто не нарушало покой раскинувшейся перед ней картины. Даже Эдуардо, войдя в дом, притих. Он предпочел оставаться в доме, когда она пошла к реке. Прогулка удивительно повлияла на ее настроение. Она тут же ощутила, что ей не хватает его общества. Эта мысль поразила ее, тем более что она поняла ее справедливость. Ей хотелось иметь Акбара рядом. Филадельфия не отвергла утверждение миссис Ормстед, что она немного влюблена в Акбара. Она действительно хорошо себя чувствовала в его присутствии. Может быть, она смирится и с Таваресом. В конце концов, Акбар и он это один и тот же человек. Во всяком случае, она попробует, и начнет это за обедом.
Эдуардо наблюдал за ней из окна. Он сознательно выбрал для ее спальни комнату в противоположном крыле здания. Так будет спокойнее и ей, и ему. Одно стало ему ясно в результате дневных раздумий. Прежде чем они уедут отсюда, он должен выяснить глубину ее чувств к нему и определить, способна ли она выдержать удар, когда узнает в будущем о нем.
Эдуардо посмотрел на скомканный в руке листок бумаги. Он уже несколько раз перечитывал то, что там написано, поражаясь тому, как Генри Уортон, ничего не подозревая, вонзил смертельный клинок в его сердце.
Дорогая мисс де Ронсар!
Я не могу передать вам всю глубину горя, охватившего меня при известии о вашем скором отъезде. Я очень надеюсь, что вы вернетесь в наш город, к вашим друзьям, и более чем кто-либо буду ждать этого дня.
Что касается вашего вопроса. Я навел справки о банкире Ланкастере. С сожалением должен сообщить вам о том, что он умер в прошлом году после того, как финансовые трудности привели к краху и его и «Манхэттен Метрополитен Секюрити Банк». Если я еще чем-то могу быть вам полезен,
всегда ваш
Эдуардо очень тщательно сложил листок и спрятал его обратно в бумажник. Откуда она могла узнать о Ланкастере? И если знает о нем, то что еще она знает?
Он вернулся к окну. Она сидела на краю балюстрады, ее гибкая фигура грациозно изогнулась, когда она обернулась к реке. Освещенная розовым светом заката, она казалась лесной нимфой, отдыхающей на краю своих владений.
«У вас секреты, милая, которые я должен узнать и узнаю, но сперва мы займемся любовными играми».
10
Филадельфия приложила ладонь козырьком к глазам, разглядывая с любопытством лицо мужчины, склонившегося над ней.
— Вы уверены, что это необходимо? Это так противно.
Эдуардо бросил на нее испытующий взгляд.
— Мы с вами уже обсуждали эту проблему вчера за обедом. Саратога будет набита ньюйоркцами, и, хотя вы мало кого встречали раньше, мы не можем допустить, чтобы вас узнали. Поэтому у вас должна быть новая внешность, новая маскировка. Ложитесь, и мы начнем.
— Я уверена, что это не нужно, — пробормотала она, опираясь коленями на одеяло, которое он расстелил на залитой солнцем лужайке, скрытой от дома.
После нескольких вечеров, проведенных во вполне дружеской обстановке, и крепкого сна по ночам она думала провести эти дни в Бельмонте, гуляя вдоль реки и обдумывая свое будущее. Однако ей следовало бы знать, что у Эдуардо Тавареса собственные планы. Бормоча обвинения против тиранов, она легла на спину.
— Что теперь?
— От вас больше ничего не требуется, — заверил он, опускаясь на одно колено рядом с ней. — Доверьтесь моим рукам и позвольте мне сделать то, что должно быть сделано.
Из корзинки, которую он принес с собой, Эдуардо достал женский гребень и, пробуя, провел им по волне ее волос, падающих до талии.
Благодаря тому, что она несколько раз тщательно промывала волосы щелочным мылом и потом протирала их смесью оливкового и касторового масла, ее волосы обрели свой естественный медовый цвет. Ему нравилась пышность этих волос, и его пальцы зарылись в них, наслаждаясь их мягкостью. Грешно было вновь менять их цвет. Но накануне за обедом она заговорила о том, чтобы уехать от него, сказав, что ее доли от продажи бриллиантов хватит на то, чтобы расплатиться с долгами отца, и поэтому она хочет вернуться в Чикаго. Она лгала ему, но он не мог сказать ей об этом, не разоблачив себя, что он знает подлинную сумму этих долгов. Эдуардо подозревал, что это испугает ее еще больше. Он знал подлинную причину, почему Филадельфия хотела уехать от него. Она хотела бежать, потому что ее влекло к нему, и не могла больше скрывать это.