— Пока мы не убьем Макклода, — поправил его Тайрон. — Мы дали кровавую клятву. Пока он жив, твоя сторона сделки не выполнена.
— Ты никогда не говорил, почему ты хочешь его смерти, а ты жаждешь ее даже больше, чем я.
Тайрон холодно посмотрел на него.
— А я никогда не спрашивал тебя, что они сделали с тобой, с твоей матерью и отцом. Ты добровольно вступил в наше с тобой товарищество.
Эдуардо давно знал, что в сознании Тайрона есть скрытые уголки, пустые, холодные и темные. Если бы он испытывал нормальные человеческие чувства, то они вырывались бы наружу с болью и извращенностью, еще более острыми, чем были на самом деле. Ибо Эдуардо, несмотря на ярость, боль и страдания, всегда хотел быть счастливым, но не в одиночестве. Тайрон же хотел счастья, но только для себя одного. Поэтому их сотрудничество напоминало совместную жизнь в яме с питоном. К нему нельзя было слишком близко приближаться, нельзя было дать почувствовать свою слабость или замешкаться. Эдуардо не сомневался, что несмотря на все, что они пережили вместе, и если между ними вдруг вспыхнет драка, Тайрон постарается убить его.
Эдуардо встал.
— Я устал, Тайрон. Мы продолжим разговор утром.
— Ты приведешь с собой этот кусочек… эту девушку?
— Нет. Она не имеет к этому никакого отношения — никакого!
— Любопытно, согласится ли она с тобой, если я ее спрошу? — задумчиво сказал Тайрон, когда Эдуардо уже подошел к двери.
Он обернулся и Тайрон опять увидел первобытную силу и свирепость молодого парня, которого он семь лет назад встретил в сельве реки Амазонки.
— Оставь ее в покое, Тайрон. Мы достанем Макклода.
— Я-то знаю, что мы его достанем, — пробормотал Тайрон, когда дверь за Таваресом закрылась. — Ты и я, и, возможно, девица в качестве приманки.
Филадельфия, нервничая, сидела на постели, а Эдуардо ходил по комнате.
— Что это за друг, который вламывается в номер отеля? Я не хочу вновь видеть его.
Эдуардо остановился, чтобы ободряюще улыбнуться ей.
— У Тайрона не совсем обычное чувство юмора. Он рассчитывал застать меня одного, — солгал он. — Я сомневаюсь, что он запомнил тебя.
— Я посмотрела на него только один раз, но знаю, кто он. Он тот человек, который остановил меня вчера в холле. У него самые холодные глаза, какие я когда-либо видела.
Он присел на край кровати, заметив, что она при этом отодвинулась, подобрав ноги под ночной халат и охватив колени руками.
— А что случилось? Что он сказал тебе?
Она склонила голову на колени так, что волосы упали и закрыли ей лицо.
— Он решил, что я шлюха. А теперь, после того, что он видел…
Ее глухой голос больно ранил его сердце, но он не сделал никакой попытки успокоить ее.
— Он ничего не увидел бы, если бы постучал.
Она подняла голову.
— Что ему надо?
В первый раз с тех пор, как они встретились, Эдуардо понял, что не может смотреть ей в глаза.
— Он приехал повидать меня. К тебе это не имеет отношения. — Он встал и отошел к окну. — Я хотел тебя кое о чем спросить. Ты возишь с собой письма, почему?
Филадельфия уставилась на него.
— Я… откуда ты знаешь?
Он отвернулся от нее.
— Ты оставила их на туалетном столике в Бельмонте. Признаюсь, я прочитал их, так как подумал, что ты переписываешься с Уортоном.
Он с радостью заметил, что его маленькое признание сняло с ее лица выражение негодования.
— Ты думал, что я пишу Генри? Почему?
— Потому что я ревновал, но ты не ответила на мой вопрос. Почему ты возишь с собой эти письма? Что они для тебя значат?
Филадельфия отвела глаза. Она предвидела этот момент и боялась его с того дня, как они уехали из Бельмонта. Нет, даже раньше, она знала, что должна будет рассказать ему правду, но сейчас, по крайней мере, она больше не подозревала его в причастности к тайне.
— Ты знаешь, я думаю, что моего отца сознательно погубили. Я надеюсь, что эти письма помогут мне узнать, кто были эти люди. Мой адвокат говорил, что у отца были тайные партнеры в делах, которые и привели его к скандалу. Там три письма. Одно от ньюйоркского банкира по фамилии Ланкастер.
Она выжидательно взглянула на него, и он кивнул.
— Да, мы говорили о нем по дороге в Бельмонт. Он умер.
— Да, — осторожно согласилась она. — Второе письмо от человека по имени Макклод. Он живет в Новом Орлеане. Мне кажется, что письмо, которое он послал моему отцу, касается смерти Ланкастера. Я, конечно, не могу этого доказать, это просто ощущение, основанное на содержании письма. В нем говорится о нынешних несчастьях и о раскапывании старых могил. — Она взглянула на Эдуардо. — Там даже упоминается Бразилия.
— Я читал это письмо, — сказал он безразлично. — Похоже, ты много знаешь.
— Я почти ничего не знаю. Если бы эти письма не были в руках моего отца в ту ночь, когда он… умер, я никогда и не узнала бы про них.
Эдуардо нахмурился.
— Он читал эти письма перед смертью?
Филадельфия затрясла головой, пытаясь изгнать из памяти ужасную картину смерти отца.
— Он держал в одной руке письма, а в другой — пистолет.
— Пистолет принадлежал твоему отцу?
— Полицейские говорили, что да, и наша домоправительница подтвердила это. Ему, как банкиру, приходилось иногда возить с собой деньги или важные бумаги. Я думаю, что он держал этот пистолет для самозащиты.
— Как к тебе попали эти письма?
— Тело отца нашла я. — Филадельфия вздрогнула от воспоминания. Горький запах пороха. Неподвижное тело отца, лежавшее в неестественной позе на турецком ковре. И ужасная, синюшного цвета дырка на его виске. Она внезапно задохнулась, задрожала и издала глубокий стон.
Эдуардо успел схватить ее, когда она повалилась вперед, и крепко прижать к себе. Она долго и горько плакала. Он не пытался остановить ее, подозревая, что после смерти отца она так не плакала.
Когда она наконец затихла в его руках, он наклонился, поцеловал ее и, приподняв, усадил к себе на колени. Ее руки обвились вокруг его шеи, а он думал о том, как они переживут ближайшие дни. Он сказал Тайрону всю правду, которую знал, но не мог ему доверять, что тот не начнет сам расспрашивать Филадельфию. А если это случится, как знать, что может рассказать Тайрон, чтобы добиться от нее каких-либо признаний.
Филадельфия прижалась к нему, радуясь теплоте и силе его тела.
— Иногда мне казалось, что я сойду с ума от этих секретов, которые храню, — шептала она ему на ухо. — Я так рада, что смогла рассказать кому-то о них, тебе, например. Ты говорил, что поможешь мне раскрыть эту тайну. Мне нужна твоя помощь сейчас. Я уверена, что этот человек, Макклод, что-то знает! Я хочу поехать в Новый Орлеан, чтобы найти его.
Эдуардо успокаивающе гладил ее по спине.
— Милая, а что ты думаешь делать? Даже если ты права и этот человек, Макклод, что-то знает о заговоре против твоего отца, что ты можешь предпринять? У тебя никогда не будет доказательств, чтобы привлечь виновных к суду.
Она откинулась назад, чтобы видеть его лицо.
— Я хочу знать правду. Неужели ты не понимаешь, как это важно?
Он нежно отвел волосы с ее лица, голос его был нежен.
— Зачем тревожить старые могилы? Ты не боишься, что можешь узнать такое, что предпочла бы не знать? Возможно, в прошлом твоего отца было нечто такое, о чем он предпочитал молчать, чтобы ты не знала.
Правда заключалась в том, что она действительно боялась этого, и эта боязнь заставила ее оттолкнуть его.
— Почему ты так говоришь? Ты думаешь, я поверю кому-нибудь, кто будет плохо говорить о моем отце? Нет, никогда!
Эдуардо замер. В его мозгу отчетливо звучал голос его бабушки, но его темперамент бунтовал.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что твои желания могут что-либо изменить. Пусть все будет так, как есть, и теперь ты ничего не можешь изменить.
На место отчаяния пришло негодование, и он подумал, что это хорошо, если ее чувства выплеснутся наружу, даже если они обрушатся на него.
— Ты не знал моего отца. Вплоть до этой минуты я думала, что ты понравился бы ему, что вы могли бы сотрудничать, но сейчас я понимаю, что ошиблась. Он не одобрил бы тебя.